Книга Госпожа графиня, страница 33 – Лилия Орланд

— Я обязательно зайду в каждый, — пообещала вслух.

Морозный воздух тут же оцарапал горло, грозя новой простудой. Пришлось закрыть рот и дальше идти молча.

К господскому дому я подошла запыхавшаяся, разрумянившаяся. И чего так долго сидела в своей кухне? Давно нужно было выбраться и погулять.

Чуть отдышалась, пока любовалась домом моего детства, и двинулась дальше, огибая правое крыло и выходя к забору. Как я и думала, калитка осталась на прежнем месте. Только декоративный заборчик, как и повсюду, сменила основательная ограда.

Снег раскидала руками. Перчатки слегка намокли, но я не обратила на это внимания, потому что уже отодвигала засов и открывала небольшую дверцу.

На глазах выступили слёзы. Я ничего не могла с собой поделать. Передо мной открылся знакомый с детства вид, и это было словно удар под дых. Только сейчас я поняла, как сильно скучала. По своей усадьбе, по своим людям, по бабушке и детству. Как сильно мне не хватало простого человеческого тепла и участия. Эти три года замужества будто заморозили что-то внутри меня, а сейчас оно начало просыпаться и оттаивать, проливаясь по щекам весенней капелью.

Я вытерла слёзы, мешавшие мне наглядеться вдоволь.

С холма открывался вид на изгибы Луговки, обрамлённые лугами. Чуть правее вдали виднелось озеро, точнее белая гладь, за ней— тёмная стеная леса. Левее шли холмы, где бабушка летом заготавливала травы, а я собирала землянику.

Сейчас всё было занесено снегом. Казалось, будто у художника кончились краски. И он рисовал пейзаж грифельным карандашом, да и то отдельными росчерками.

Зато извилистая долина реки была белым-бела. Под усадебным холмом Луговка широко разливалась, а течение здесь было медленным, поэтому зимой, когда лёд окончательно вставал, для меня и местных мальчишек устраивали каток. Мы все участвовали в расчистке снега. А потом крепили к обуви полозья и катались до самых сумерек, когда закутанная в пушистую шаль бабушка выходила на террасу и звала меня зычным голосом.

Счастливые картины детства пронеслись перед внутренним взором, мазнув по щеке нежностью. Я вздохнула. Многое бы отдала сейчас, чтобы бабушка была жива и ждала меня к ужину…

С белым полотном реки что-то было не так. Почти посередине темнело чёрное пятно, нарушая идиллическую картину. Неужели полынья? Прежде в этом месте ничего подобного не случалось. И лёд стоял крепко. Впрочем, за прошедшие годы течение могло измениться и подмыть ледяную корку.

Чем дольше я смотрела, тем более необычной казалась мне эта полынья. Не широкая и округлая, а узкая, с неровными краями, больше похожими на лучи звезды.

Вдруг полынья шевельнулась, подняла один из лучей и выбросила вперёд. Будто человек махнул рукой.

Я резко выдохнула, а потом и вовсе забыла, как дышать. Потому что до меня наконец дошло: это не полынья, это и есть человек. И он лежит посередине реки у подножия моей усадьбы.

Первое желание — броситься на помощь человеку — споткнулось о страшную догадку. Это Гилберт! Он нашёл меня, пришёл за мной, и теперь всё будет, как прежде…

Меня затопил привычный страх. Надо бежать. Скорее! Как можно дальше!

Я сделала шаг назад и остановилась, упершись в дерево калитки. За спиной была моя усадьба. Моя новая жизнь, к которой я привыкла и которой дорожила. И которую никому не позволю у меня отнять.