Книга Забытые боги: Пепельное солнце, страница 2 – Ан Тала

— Поймите мою печаль и боль по миру, в котором каждый враг другому, где правит сухой закон и правила, установленные не нашими молитвами. Опустите меч и идёмте с нами! Возглавьте тех, кто сражается за прошлое, которое станет нашим общим будущим! Отриньте свою природу и обратитесь к сущности, скрытой глубоко внутри! Взгляните в глаза истине!

После этих слов я перерезал ему глотку. Убил собственного учителя, который обучил меня всему, что знал.

Почему я так долго слушал его? Не знаю.

Длительное время я считал, что таким образом просто хотел отдать дань уважения учителю, так сказать, предоставил возможность наставнику выговориться напоследок. Отец же недовольно обронил, что я лишь проявил слабость: слишком привязался к старику, и именно поэтому мой меч замер над глоткой учителя, пока тот безумно кричал о лучшем будущем.

Но было ли это слабостью или всё же состраданием? Или сострадание — это и есть слабость?

Не знаю.

Зарп был первым, кого я убил. Довольно символично — мой учитель научил меня не только, как правильно сидеть за столом, как принимать гостей и как отвечать на молитвы подданных, но и тому, как выверенно втыкать остриё меча в тёплую плоть, чтобы превратить её взакостенелое смрадное тело.

Немало столетий прошло, а я до сих пор помню, как дрожала моя рука, пока меч обагрялся кровью учителя.

Та война была неправильной — стольких я лишил жизни и стольких мог спасти. И всё ради чего? Куда меня это в итоге привело?

Одиночество. Изгнание. Скитания в смертном теле.

Я был великим, а стал никем.

Почему учитель Зарп не предупредил меня о том, что бывает с теми, кто идёт против установленного порядка? И почему его смерть меня ничему не научила?

И что вообще старик имел в виду, когда с безумным старанием выплёвывал с кровью каждое слово предсмертной речи? Он хотел меня о чём-то предупредить, это ясно как день в пустыне. Однако сколько бы я в последние годы не прокручивал речь в голове, ни единая путная мысль меня не посетила.

О чём думал учитель Зарп и что вложил в своё предсмертное предзнаменование?

Ох, старые и новые боги, как же тяжело копаться в голове, особенно когда она не твоя собственная, и к тому же давным-давно мертва!

И почему я вообще этим занимаюсь?

— Эй, крестьянский сын, ты чего тут бездельничаешь? Солнце давно покинуло зенит, все обязаны быть в поле.

Опять эти надзиратели.

Я, не открывая глаз, лениво ответил на беспочвенные обвинения, предвкушая очередной разговор ни о чём с хранителями порядка в деревне:

— Я не работаю на полях, я сын ремесленника.

Надзиратель ненадолго притих, видимо, не ожидал, что я нагло продолжу валяться на солнцепёке, не обращая на него должного внимания.

— Тогда почему ты лежишь здесь в стоге сена, когда должен трудиться в мастерской своего отца?

Хороший вопрос. Эту часть прикрытия мне было лень продумывать раньше, поэтому я принялся импровизировать:

— Мой отец сгинул в пожаре вместе со своей мастерской.

Надзиратель и, судя по голосу, немолодой мужчина, снова притих, но вместо него зазвенел новый юный голос, наверное, его товарища:

— Тогда почему ты не пустился в странствие и не стал вольным ремесленником?

Ох уж мне эта молодёжь! Старик бы удовлетворился моим ответом о пожаре, но нет, этому подавай продолжение.

— Я стал, но меня ограбили.