Книга Плюсик в карму. Книга четвертая, страница 76 – Елена Штефан

— Не боись, подруга, я умею.

— Господи, Сим! Откуда?

— Пфф! Три с половиной года причесывала и гримировала театральную студию на заводе, где мой муж работал. Ну и костюмом занималась, куда без этого. Там все многостаночниками были. Премьер у нас декорации сколачивал, например. Ха, каламбурчик. Я как эти отрезы увидала, так и вздребезнулась. Хорошо драпироваться будет… — Сима достала из сундука стопку отрезов, и подруги погрузились в сладкий процесс создания образов. Юри извлекла из своих карманов карандаш, бумагу для почеркушек, а потоми только охала и вздрагивала. Вот же ж землянки! Любая Нрекдольская аристократка из кожи вылезет и собственными волосами удавится для интересной бледности, но сделает все, чтобы выглядеть нежной, невесомой и беспомощной. А эти? Яркости им не хватает… Сима изворчалась, что текстиль слишком светлый. Юри в глубине души была согласна. Серафима слишком колоритна для какого-нибудь «цвета лунного отблеска». А на Ольге, с ее стальной шевелюрой и уникальной, какой-то яростной стрижкой, любая ткань из этих бледных, пастельных и нежнейших подходит как саван. Сама Серафима определилась быстро. Неплохой выбор. Цвет первой весенней зелени хорошо смотрелся на вызывающе загорелой коже. А вот Оля напримерялась до истерики. Какой отрез ни приложит, так сразу больной выглядит. Юри узнала новые русские ругательства. Мышь белая; поганка бледная; зомбя свежая… Зато нахохотались, пока втолковывали нрекдолке, что почем и где обижаться надо. Так и мучились, пока в сундуке, в который явно были сложены отрезы, признанные неудачными, не нашёлся кусок ткани жемчужно-серебристого цвета. Его и выбрали.

— К колонне прислонюсь и сольюсь с фоном, — прикалывалась она с усталой грустью. — Пойду лучше с Семёнычем поговорю.

— Стоять, — шутливо взъярилась Сима, захлопывая крышку огромного сундука. Потом глянула на усталую подругу повнимательнее и куда мягче добавила: — потерпи одну только примерку, и я от тебя отстану, а?

В комнате Семеныча,как ни странно, обнаружился Пашка. Набыченный и недовольный. Разговор между мужчинами был явно непростой.

— Ну, хоть ты ему, Оля, скажи, — взмолился Жех, тыча пальцем в сторону парня. — Приказ есть приказ, и саботировать его не в нашем положении!

— Да понимаю я, — выражение лица Пашки явно свидетельствовало, что он, может быть, и понимает, да в корне не согласен. — Но это всё равно нечестно: нас под сволочей этих гнуть!

— Ты мне ещё про справедливость расскажи! Когда ты ее в последний раз встречал, справедливость энту? А? — вызверился старый партиец. Павел аж дернулся и беспомощно обернулся к тётушке.

— У меня тоже голова взрывается и в душе клокочет, Павлуш. И смириться я не могу. Затем и пришла, — Евгений Семёныч сначала вскинул вверх руки, явно намереваясь вцепиться себе в волосы, а потом с видимым усилием взял себя в руки и раскинул объятия. — Не сердись, дядь Жень, — зачастила Ольга и уткнулась в родное плечо. — Убеди меня.

— От, дурында! — Жех по-отечески крепко обнял хрупкую спину одной рукой, а второй поманил к себе Пашку и успокаивающе похлопал по крепкому бицепсу. — Нашла, по чём страдать. Да тьфу нам на этих уродов! Слышь, Олюшка? Тьфу! Нам выжить нужно. Вы-жить! Короли свою игру крутят? Тоже тьфу! Мы все равно не в теме, как Паха говорит. Раскладов не знаем. Ресурсов не имеем и влиять ни на что не можем. Значит: затихорились, делаем, что велят, и потихоньку свою линию чертим.