Книга Птичья Песня, страница 155 – Яна Ветрова

Наконец, в зеркале на полу появилась темная громада замка, с редкими огоньками в окнах.

У меня не осталось сил, чтобы найти нужное окно. Я соединила первое зеркало с последним, и стерла остальные, чтобы сократить расход энергии.

– Звездочка, мне нужна помощь.

Татуировка защекотала руку.

– Направь меня на Робина.

Я села на колени, уперлась ладонями в пол и склонилась над отражением.

Вдох-выдох. Я закрыла глаза. Красная дверь с черным силуэтом свиньи. Я зафиксировала образ перед внутренним взглядом. Звездочка тянула меня все ближе к зеркалу. Я вновь вдохнула и изо всех сил закричала в зеркало:

– Робин!

Я не видела, как Робина, склонившегося вместе с королем над картой, силой моей магии отбросило к стене. Я не знала, что экстренный отряд тут же выступил в город. Я не слышала, как королевские солдаты ворвались в дом. Я была в глубоком обмороке.

Нет, мама и папа, нет специальной тюрьмы для маленьких девочек. Их сажают во взрослые тюрьмы. Первый раз очнувшись в темноте, я решила было, что это все тот же подвал в доме черной свиньи и у меня ничего не вышло. Но подо мной был не холодный земляной пол, а деревянная лежанка, покрытая колючим покрывалом, знакомо пахнущим псиной. Было очень тихо. Я попыталась сесть, но пятно клятвы стрельнуло через руку прямо в висок, и я снова отключилась. Я просыпалась еще несколько раз, но сил пошевелиться не было, и я проваливалась в темноту. Только к середине дня я достаточно оправилась, чтобы дойти до двери, где стояла глиняная кружка с водой и миска с остывшей кашей и погруженным в нее куском хлеба.

Через маленькое зарешеченное окошко под потолком было видно небо, затянутое тяжелыми тучами. От любого движения напоминал о себе ушиб на животе и разодранная кошачьими когтями нога, не говоря уже о пульсирующей боли в виске. Джинсы были порваны, на них засохла кровь. Эта боль приносила извращенное удовлетворение. Отличное получилось кино – злодей оказался там, где ему и положено быть, справедливость восторжествовала. Я старательно гнала как мысли о последних днях, так и предположения о моем будущем.

На этот раз Робин не пришел освободить меня из тюрьмы, и я его понимала – теперь я знала о себе больше, чем раньше. Впрочем, прошли уже сутки, а ко мне в камеру не приходил вообще никто. Изредка я слышала шаги и речь в коридоре за тяжелой дубовой дверью и замирала в тревожном ожидании, но шаги затихали в отдалении, и я снова погружалась в болезненное созерцание настоящего момента, без прошлого и будущего, иногда отвлекаясь на рассматривание нового набора цифр, появившегося на правой руке.

Следующим утром меня разбудил резкий стук в дверь. Открылось окошко на уровне груди, и недовольный бас потребовал отдать посуду. Когда я сунула охраннику миску с засохшей серой субстанцией, он вздохнул и тихо пробасил:

– Что же вы, госпожа пять-девять-одиннадцать, или как вас там теперь, портите мне всю конспирацию! Положено сдавать пустую посуду, иначе новую порцию не получите.

Охранник наклонился к окошку. Из-под фуражки, натянутой на самый нос, торчали знакомые усы-стрелки.

– А где Робин? – несмело спросила я, вытряхивая кашу в отхожую яму.

– Пока вы отдыхали, госпожа Екатерина, – язвительно ответил господин Роминор, – мы сыграли в партию с Советом и аккурат сегодня утром понесли сокрушительное поражение. Ваше с ан-Тарином дело признано магическим, поэтому вы находитесь в их юрисдикции. Совет распорядился никого к вам не пускать, даже начальника городской полиции, не то что какого-то патрульного. К счастью, Совет не пользуется среди работников тюрьмы особой популярностью, поэтому я смог проникнуть сюда в этом маскараде.