Книга Сбежать из Академии, страница 41 – Леока Хабарова

Антон не роптал, не ныл, не жаловался, не вздыхал и не отпускал скабрёзных шуточек по поводу моего таланта к перемещениям. Просто шёл. Может, его предел прочности куда выше, чем у паутины, из которой мы с таким трудом выпутались?

Я всерьёз размышляла над этим, когда на пути возник замшелый пень. На потемневшем от влажности спиле, точно на троне, горделиво восседала гигантская, усыпанная бородавками жаба. Я хорошо знала её. Когда-то она возглавляла учебно-методический отдел, а потом… Потом посмела зевнуть во время совещания с Ираидой Витальевной Абзац. И вот итог.

— Здравствуйте, Василиса Елисеевна, — приветствовала я.

— Ква, — сказала жаба. Выпученные глаза её лениво скользнули по нам с Антоном.

— Вы не подскажете, как пройти в Бухгалтерию?

— Ква.

— Спасибо, дорогая Василиса Елисеевна! Дай бог вам здоровья, счастья и всяческих благ!

Я ухватила физика за руку и уверенно потащила вглубь трясины. Туда, где над покрытой ряской водой высился заросший мхом валежник.

— Нам точно сюда? — засомневался парень, и понятно почему: поблизости не наблюдалось ни малейшего намёка ни на Бухгалтерию, ни на цивилизацию вообще.

Только топь. Вонючая, чавкающая, пузырящаяся от ядрёных болотных газов. А ещё москиты. Много.

— Василиса Елисеевна ерунды не посоветует. Залезай!

— Куда? — озадачился Антон и поправил сползшие с носа очки.

— Внутрь. — Я кивнула на тёмный зёв промеж гниющих брёвен. — Лезь. Я следом.

1. Предельное напряжение паутины некоторых видов составляет 1,1–2,7 Гпа. Прочность стали — 0,4–1,5 Гпа.

В кромешной мгле слышались шорохи, утробное рычание и зловещее клацанье острых зубов. Судя по звукам, за нами гнался целый взвод болотных крокодилов. Длинные клыкастые морды мерещились повсюду. Голодные твари уже почти настигли нас — обернувшись, я отчётливо различила очертания гигантских рептилий и тихо вскрикнула.

— Отставить панику! — скомандовал Антон и, оттеснив меня, смачно зарядил кулаком по хищному зелёному рылу.

Крокодил, уже раззявивший было пасть, расстроился и отстал. Кажется, даже заплакал. Не теряя ни минуты, я протиснулась в отверстие выхода и облегченно выдохнула, заметив, что Антон последовал за мной. Лаз кончился, дверь уменьшилась до точки и лопнула, точно мыльный пузырь. Мы оказались в полутёмном просторном холле.

— Мда-а… — протянул Антон, вытряхивая из волос ветки и труху. — Весело.

— Это ещё пустяки! — успокоила я. — Когда зарплату через кассу выдавали, приходилось опускаться в жерло вулкана и отбиваться от нетопырей финансовыми отчётами. Пойдём.

Мы двинулись по коридору. Коридор этот, скажу я вам, заслуживает отдельного внимания, ибо вузовский штатный оформитель расстарался здесь на славу. Мягкие ковровые дорожки с высоким ворсом, высоченные, украшенные лепниной и фресками потолки, замысловатые хрустальные люстры на полсотни ламп. А стены…

Мраморные барельефы впечатляли размахом и разнообразием сюжетов. Особенно мне нравился тот, что красовался у входа в кассы: Которектор на лихом боевом коне поражал копьём злую росомаху, символизирующую невежество и косность. Изначально задумывался змей, но на большом ученом совете решили, что пронзать копьем змея, когда университет в честь змея называется — моветон. Провели голосование, несколько заседаний, устроили прения, напечатали дюжину дискуссионных статей и даже пару монографий… и в итоге от лапы Которектора пала ни в чём не повинная, но очень злая росомаха. Наш штатный художник расстарался на славу и изобразил зверюгу на редкость реалистично: хищный оскал, шерсть дыбом, когти, глаза из ониксов. Про Которектора вообще молчу. Лихо закрученные усы его сверкали россыпью бриллиантов, а доспехи детально повторяли панцирь Милоша Обилича в битве на Косовом поле. На барельеф выделили половину годового бюджета и дополнительно собралиобязательные добровольные пожертвования со всех сотрудников и студентов ВУЗа.