Книга Спящее пламя Ферверна, страница 40 – Марина Эльденберт

— Ты мне понравилась, поэтому я упорно пихал тебя в сторону Роа. Но больше не буду. Пусть сам придумывает, что ему делать.

Может, это меня уронили вниз головой со скалы? Или он правда сказал: «Ты мне понравилась?» Тоненький голос разума в голове вопил, что надо прямо сейчас встать и быстро-быстро бежать отсюда, пока я еще помню, что между нами произошло. Пока я помню, как он себя вел. Пока я…

— Ладно, — сказала я.

— Ладно? — снова приподнял брови Вэйд.

Драконья печень, а что я должна была сказать⁈

«Я схожу по тебе с ума с десяти лет, когда ты впервые вышел на сцену?»

«У меня куча твоих плакатов в тумбочке под замком?»

«Мне понравилось с тобой целоваться, давай повторим? Хотя я вообще-то помолвлена, но это меня совсем не смущает».

Совсем. Не. Смущает.

Или смущает?

Краска потекла по щекам и по шее вниз, и я искренне порадовалась, что здесь искусственное освещение, которое не превращает меня в больную драконьей ветрянкой. На светлой коже красные пятна смотрятся ужасно уродливо! Ужасно! Но у меня еще остался макияж, и, наверное, это должно спасти.

Спасли мергхандары. Официанта они сюда, разумеется, не впустили, поэтому мой ужин принес один из парней Донвера. Окинул Гранхарсена суровым взглядом, словно проверяя на предмет того, не нужно ли его в самом деле выкинуть из окна, а потом вышел. Я не сомневалась, что они доложат отцу. Должны доложить.

— О чем задумалась, Ятта Хеллирия? — поинтересовался Гранхарсен.

— Отом, что скоро о твоем визите станет известно отцу.

— И?

— И? Он как бы против.

— А ты?

— Что — я?

— Ты за или против?

Я сглотнула. Разум по-прежнему твердил «опасность», эта неоновая вывеска светилась над Гранхарсеном с того самого дня, как он появился в клубе.

— Я не против, — ответила я.

— Уже что-то.

— Но это ничего не решает, — пожала плечами я. — Нам все равно нельзя появляться вместе на публике. Да даже так нам сидеть вместе нельзя. Если об этом пронюхают репортеры…

— Ты не устала думать о том, что репортеры могут пронюхать?

Теперь приподняла брови я.

— Знаешь, сколько всего обо мне писали еще до того, как я впервые вышел на сцену? Начиная от того, что мама нагуляла меня хрен знает с кем, и заканчивая тем, что я пользуюсь всеми благами популярности отца? Думаешь, от того, что ты будешь всегда соответствовать всем нормам и правилам, о тебе не будут писать дерьмо? Будут. Всегда будут. Потому что всегда найдутся те, кто любит хайп. И те, кто готов его жрать пачками, потому что сам ничего из себя не представляет.

— Это не значит, что нужно разрушать то, что создавалось годами, — я сложила руки на груди. — В том числе репутацию моей семьи, и…

— Представь, что ты завтра умрешь.

Я опешила, а он поднялся, пересел ко мне, бесцеремонно закинув мои ноги себе на колени. Пока я отходила от шока, Гранхарсен добавил:

— О чем ты будешь жалеть тогда?

Вэйд

Девчонка смотрела на него и хлопала глазами. Сейчас, спустя все это время, она уже не представлялась ему такой холодной и отмороженной, как несколько дней назад. Несколько? Сколько их вообще прошло? Ерунда. А его представление об этой мелкой Ландерстерг-Льдинке перевернулось с головы на хвост. Потому что жизни в ней было побольше, чем в некоторых его знакомых, не пропускающих ни одной тусовки. И ровно столько же в ней было ограничений и контроля, засевших глубоко внутри, впаянных в пласты льда, под которыми бушевал живой огонь.