Книга Весна незнаемая, страница 300 – Елизавета Дворецкая

– Ну, здравствуй! – весело сказал Огнеяр. – Давно же я тебя дожидался! Чай, все ноги стоптал, пока до меня добрался?

– Где она? – спросил Громобой.

Он помнил, что сюда его вызвал голос Дарованы, и чувствовал, что она где-то близко, но не мог ее увидеть.

– Кто?

– Дарована. Она была здесь. Куда тыее девал?

– Сожрал! – Огнеяр усмехнулся, показал белые волчьи клыки в ряду верхних зубов. – А тебе-то она на что? Что тебе до княжны смолятической, посадский ты лапоть? – поддразнивал Огнеяр, с наслаждением видя, как лицо соперника наливается яростью.

Громобой насупился, кровь прилила к лицу: от этих шуток смуглое злорадно-веселое лицо Огнеяра вдруг стало так ему ненавистно, что он снова шагнул вперед, а Огнеяр легко подался назад, и между ними сохранилось прежнее расстояние.

– Сестра моя не для таких, как ты, дурачков посадских. – Огнеяр смеялся, переминаясь с ноги на ногу, как делают перед дракой. Кровь в нем кипела, ему было трудно стоять неподвижно. – А ты, я вижу, в драке человек опытный – нос поломанный, глаз подбитый! Женилка-то цела? А то и по девкам ходить нечего!

Все это Громобой слышал много-много раз – на каждой сходке на Медвежий или на Перунов день, когда городские концы сходятся в драке стенка на стенку. Слыша знакомые слова, он забывал все, что привело его сюда, в крови пробуждался яростный боевой раж.

– Что бычишься-то? – Огнеяр покатывался со смеху. – И побить меня хочешь, да начать боязно? Боишься, глаз выбью, девки любить не будут? Будут тебе только вдовушки-совушки, веселые головушки.

Огнеяр сыпал потешками, как из мешка, а в душе Громобоя все выше и выше поднималась горячая волна яростной ненависти. Мысли кончились, потому что стали не нужны; он уже не помнил, кто перед ним и что свело их здесь, у него было одно желание – прихлопнуть эту вертлявую черную нечисть. В голове гулко перекатывался гром, он снова, как с ним уже бывало когда-то, ощущал себя огромным, как сама вселенная, солнце и небо помещались внутри него; он был так огромен, что не видел с высоты той земли, на которой стояли его ноги. Какой-то туман, будто облака, застилал взор, и он видел перед собой черную бездонную пропасть, на дне которой вился Огненный Змей… Руки наливались такой силой, что сами с трудом держали собственную тяжесть. Дыхание становилось все более глубоким и тяжелым; вся его сила стремилась навстречу этой нечисти, но не хватало какого-то толчка.

– Ну чего стоишь, ноздрями хлопаешь? Не топчись – землю-матушку насквозь протопчешь.

Огнеяр сам не слышал, что за бред несет, – он задыхался от переполнявшей и душившей его силы. Вся земля, на которой он стоял, вливалав него свою глубинную мощь, и ему хотелось прыгать, чтобы убедиться, что его ноги еще не стали корнями. Огненная Река Подземелья текла теперь в его жилах, и хотелось скорее выпустить наружу этот палящий жар. Ему было весело, и это веселье требовало немедленного выхода, в голову лезли все самые дурацкие песни, и он готов был выть волком и ходить колесом, только бы расшевелить своего туго соображающего противника. Напасть первым Огнеяр не мог – Перун отбивает Лелю у Велеса, а не наоборот!

А Громобой уже не видел в облике Огнеяра почти ничего человеческого: это смуглое лицо исказилось, в нем явственно проступили черты волчьей морды, глаза загорелись, как два багровых угля, зубы блестели в зверином оскале, но этот оскал продолжал смеяться и дразнить. Потешки становились все более непристойными, но Громобой уже не вникал: в нем клубилось черным облаком и поблескивало молниями неудержимое яростное возмущение, но собственная сила была так тяжела, что он ощущал себя каменной горой и не мог сдвинуться с места.