Книга Весна незнаемая, страница 274 – Елизавета Дворецкая

Лицо Светловоя дрогнуло, он хотел что-то сказать, но вместо этого, как проснувшись, бегом кинулся с крыльца, пересек двор, подбежал к Дароване и схватил ее за обе руки.

– Дарована! – ошарашенно повторял он. – Это ты! Откуда же ты? Как с неба свалилась! Или я сплю? Или что же это делается?

– Так и есть! – Дарована улыбнулась. Она видела, что, несмотря на понятное потрясение, Светловой все же рад ее видеть. – Я с неба свалилась, ясный ты мой сокол. Ну, что тут у вас? Как твоя матушка? Как князь Велемог?

– Матушка… – Светловой обернулся к окнам терема. – Как… Как все. – Он слегка повел плечом. – Грустит… Веселого-то мало. Ну, пойдем! – опомнившись, он потянул Даровану к крыльцу. – Замерзнешь! А ты что же… одна? Где все?Где Скородум?

Он в недоумении выглянул за ворота, ожидая увидеть там сани и людей княжеского обоза, но там было пусто, только посадский люд толпился, не понимая, что это за красивая девица и почему княжич держит ее за руки.

– Одна я, одна! – Дарована потянула его за руку. – Идем к княгине, там я все расскажу.

Велемог охотился в дальнем бору, но княгиня была дома. Едва ступив через порог, Дарована едва не засмеялась: небольшие уютные горницы были так похожи на разукрашенные ларчики, что себя саму она ощутила перстеньком или бусинкой, а не живым человеком. Бревенчатые стены были закрыты резными досками с дивными птицами и цветами, на лавки постелены тканые ковры, ларцы сияли серебром, позолотой и бронзой, каждый ковшичек или прялка казались драгоценной игрушкой.

Челядинки с изумлением глядели на гостью, не в силах сообразить, откуда княжич ее раздобыл, но Жизнеслава, только глянув, сразу узнала Даровану. С их последней встречи прошло немало времени: весна, лето, осень, а потом эта бесконечная зима, дни и месяцы которой не поддавались подсчету. Но тогда, перед той, последней весной, княгиня Жизнеслава так полюбила Даровану, так надеялась когда-нибудь назвать ее своей невесткой, что сейчас, ни о чем не спрашивая, а только увидев это белое лицо с золотыми глазами и тремя светло-рыжими косами, она вскочила со скамьи и бросилась к Дароване с распростертыми объятиями.

– Доченька моя, доченька! – восклицала княгиня, то обнимая Даровану, то отстраняясь, чтобы взглянуть на нее. – Это ты! И мне не мерещится! Доченька! Вот дала Макошь свидеться! Вот спасибо ей! Как же ты меня утешила, что не забыла меня, горькую! Доченька!

Из голубых глаз княгини, так похожих на глаза Светловоя, текли слезы, и в голосе ее было столько отчаяния, из-за которого и радость делалась горькой, что Дарована сама едва не заплакала. Материнская нежность и радость княгини до боли трогали ее сердце.

– Матушка! – бормотала она, обнимая княгиню. – Это я, матушка! Как ты? Здорова ли?

– Да уж какое наше здоровье, если… – начала княгиня, но не захотела продолжать. – А где же отец твой? – спохватилась она. – Где Скородум? Ты с ним? Что же нам не сказали? Мы бы вас встретили! Хоть какое сейчас… Куда гостей принимать, но для таких гостей мы уж постарались бы… Дай Велес, князь дичи привезет, будет чем угостить…

– Батюшка дома. И Добровзора тоже, – слегка улыбаясь, ответила Дарована. – Одна я здесь, матушка, никого со мной нет.

– Как – одна? – Княгиня в недоумении посмотрела на нее. – А люди-то твои? Дядька твой, воевода… Не помню, прости, как звали, суровый такой?