Книга Алая Топь, страница 92 – Саша Урбан

Все трое остались стоять в тяжелом молчании. Каждый получил наставление от Яги, шепотом, на ухо, и каждый знал, что делиться с остальными им нельзя. Даже если хотелось, слова сами собой застревали в горле и не смели сорваться с языка. Особенно это мучило Милораду, которая надеялась услышать хоть одно доброе слово от своей наставницы, а в итоге удостоилась лишь скупого: «До последнего из кошачьей шкуры не вылезай, может, чему полезному научишься». А ей вовсе не хотелось отправляться за тридевять земель под боком у любимого в маленьком, покрытом шерстью теле. Она скучала по своему отражению, по тонким запястьям с зеленоватыми венами, проступающими под нежной кожей, отзывавшейся на каждое прикосновение заботливых рук. Сейчас же Святослав чесал ее за ухом, как обычную дворовую кошку, а она только и могла, что мурлыкать да держать в себе копившуюся в груди тоску. А всего-то и нужно было – прижаться кожа к коже, уснуть, вдыхая запах родного тела. К тоске примешивалось и новое чувство, впервые всколыхнувшееся в душе, когда они глядели в подаренную Водяным водицу. Ярость. Ненависть. Почти так же сильно, как она желала Святослава, Милорада хотела собственными когтями снять с Даны свою кожу. Отомстить и за матушку, что в Алой Топи сгинула, и за себя, сиротой оставшуюся. О, сколько способов расправы промелькнули в голове Милорады, пока она неслась по коридорам княжеского терема! И все они рассыпались прахом, стоило Дане завязать узелок на тонком медном волоске, что она держала в своих бледных пальцах.

– Нахохлилась как филин, – вырвал Милораду из размышлений насмешливый голос Власа. Девушка и сама не заметила, как распушилась рыжая шубка.

– А ты чего веселишься как щенок?

– Ну, не меня ведь пустоголовой балбесиной назвали, – осклабился тот и подался вперед, будто собирался кувырнуться, и тут же легко приземлился на четыре лапы. Милорада даже немного удивилась тому, как просто Власу теперь давалось обращение.

«Само собой, родная шкура не жмет и не натирает», – хмыкнула она про себя.

– Нужно забрать скатерть, – заговорил Святослав. – И прихватить из дома кое-каких вещей на подарки.

– Толькоглавное – до заката успеть, – хмыкнул волк, подставляя спину. – Держи крепче свою хвостатую невесту.

Милорада хотела было шикнуть, но Свят уже закинул ее себе под рубаху и аккуратно прижал к животу. Началась тряска. Волк плавно переходил с рыси на ровный ход, словно приноравливался к тому, чтобы не бежать, как охотничья собака, а нестись пущенной стрелой, как настоящий Кощеев посланник. Милорада слышала, как Яга в ночи, когда все спали, делилась с юнцом историями о волках. О том, как они души мертвецов через реку и лес перевозили туда, где в ледяных чертогах те находили успокоение и очищение.

– Помни, мальчик: то, что в крови твоей, сильнее всяких слов. Слушай себя. Верь себе. И думай уже башкой, а не трясущимися поджилками! – наставляла она. И как Влас после такого мог ходить веселым?

А Влас и не думал веселиться. Просто позволял ветру и лесу греметь в ушах. Он прислушивался к чувству, которое поднималось в узкой волчьей груди. Больше всего оно напоминало ощущение правильности, какое бывает, когда делаешь что-то, что знаешь настолько хорошо, что и задумываться не надо.

Солнце едва успело пройти середину неба, а они уже оказались в Доле, прямо посреди окаменевшей свадьбы. Некоторые изваяния изрядно обгадили птицы, но куда больше пернатых привлек праздничный стол. Вороны и синицы, кукушки и дрозды, ни капли не чураясь соседства друг с другом, расхаживали среди угощений, подъедая из разных блюд.