Книга Скоро конец света, страница 57 – Микита Франко

– С чего ты взял, что меня наказали? – несколько грубовато спросил я.

– Ты из детского дома? – снова спросил он бесцветным тоном.

– Да. Ну и что?

Он принялся монотонно объяснять:

– Тут уже были двое из детских домов, их так наказали, потому что они плохо себя вели, им кололи аминазин, чтобы они успокоились, тебе тоже укололи, чувствуешь слабость? Это от него, мне тоже колют, но я привык, а еще их тоже привязывали, а я отвязывал, на меня потом ругались, я тут уже два месяца.

– И где теперь эти двое?

– Умерли.

Я похолодел внутри. Видимо, я как-то изменился в лице, потому что мальчик, впервые за все время слегка улыбнувшись, сказал:

– Шутка. Их выписали.

– Через сколько?

– Пару недель.

– Бред, я не буду здесь столько торчать, – сердито выдохнул я, поднимаясь с кровати, но ослабленныеноги не выдержали, и я бухнулся обратно на пружинистый матрас.

– Если будешь сопротивляться, они увеличат дозировку. Лучше веди себя хорошо и не спорь с ними, – со знанием дела сообщил пацан. И чтобы прибавить своим словам значимости, снова сказал: – Я здесь уже два месяца.

– Как тебя зовут?

– Эрик. А тебя?

– Оливер.

– Ты врешь.

– Не вру!

– В твоей карточке написано другое имя.

– Где ты видел мою карточку?!

– Не скажу.

– И что там еще написано?

– Что у тебя психопатоподобное расстройство в рамках умственной отсталости легкой степени. Ты – умственно отсталый.

Я чуть не задохнулся от возмущения:

– Это неправда!

– Там так написано.

– Это все не так! Мне родители говорили, что я нормальный!

– А кто твои родители? Ты же из детского дома.

– Они американцы!

– Ты сочиняешь.

– Почему ты мне не веришь?! – почти плакал я.

– Ты и правда ведешь себя как сумасшедший.

– Это ты сумасшедший!

– Я знаю. Кстати, я еще еврей.

Я обессиленно выдохнул:

– При чем тут это?

Мне хотелось плакать, но ничего не получалось – слезы не шли, и все тут. Как когда хочешь крикнуть, но у тебя нет голоса. Мне что, вырезали в этой психушке плакательную способность?

– Это от аминазина, – сказал Эрик, заметив, как я, будто рыба, хватаю ртом воздух, но при этом не плачу. – Он все притупляет.

– Тебя тоже притупил, – огрызнулся я.

За дверью послышались женские голоса, и Эрик, вскочив, оставил мне короткую инструкцию:

– Ложись и веди себя спокойно.

Сам же он скрылся за дверью, в коридоре, будто и не заходил ко мне вовсе.

Я растерянно посмотрел на свои руки: ну и как я объясню, почему отвязан? Тоже мне – умник.

* * *

В психбольнице было лучше, чем в баторе.

Весь первый день я провалялся в кровати, не в силах прийти в себя, медперсонал меня не трогал, к кровати больше не привязывали, приносили еду, но меня тошнило, и есть не заставляли.

На второй день стало лучше, я поднялся с кровати и даже вышел в столовую на завтрак. Кормили почти как в баторе – овсяной кашей, только никто не отбирал хлеб с маслом и стакан с какао. А после завтрака нужно было идти пить таблетки.

Выглядело это так: всех детей собирали в одну кучу и строем вели к сестринской, где за стеклянной дверцей шкафа стояли небольшие пластмассовые стаканчики с таблетками. На каждом стаканчике – имя ребенка. Медсестра вызывала пофамильно к себе, выпитьтаблетки нужно было тут же, при ней. Вспоминая фильмы про психбольных, я спросил у Эрика:

– А ты умеешь прятать?

– Прятать? – переспросил он.

– Ну во рту, чтобы не глотать их.