Книга Окна во двор, страница 6 – Микита Франко

А еще от родительских обязанностей.

От работы.

От быта.

От взрослой жизни.

Лев придумал это десять лет назад, когда Мики только появился в их жизни. Больше всего в родительстве его пугала не ответственность и даже не сама опасность затеи, а то, во что оно способно превращать отношения. Он боялся за себя и Славу. В детстве он видел, как это случилось с его родителями, как это случалось с родителями его друзей: усталость друг от друга, пустые взгляды, молчание за ужином, сон в разных кроватях – поверить невозможно,что когда-то эти люди любили друг друга больше всего на свете.

Он верил, что у них так не будет, – верил целый год, пока не случилось Утро Шестого Марта. Вообще-то самое обыкновенное утро. У других семей таких, наверное, навалом. Льву нужно было на работу к восьми, Славе – на какую-то конференцию для художников и дизайнеров к девяти, а Мики – в детский сад, но он тянул время, бесконечно долго завтракая овсяной кашей. Лев поторапливал его каждый раз, как проходил мимо («Мики, пожалуйста, ешь быстрее»), однако чем больше отец об этом просил, тем медленнее жевал мальчик.

Стрелки на часах показали 7:40, а Мики так и сидел над тарелкой с кашей. Слава, пристроившись рядом за столом, рисовал в планшете. Лев, глядя на эту картину, вспыхнул. Гнев перепал не на Мики, а на Славу.

– Почему он еще не одет? Я опаздываю.

Слава удивленно посмотрел на Мики.

– Ему шесть, он сам может одеться.

– А ты не можешь за этим проследить? – Он бросил взгляд на планшет в его руках. – Ты все равно ничем не занят.

– Вообще-то я за…

– Вообще-то это не так важно, как то, что в восемь утра я должен быть на работе, а в восемь тридцать – на операции!

Помолчав, Слава твердо ответил:

– Но для меня это важно.

– Ты можешь просто собрать его и не спорить со мной за двадцать минут до начала рабочего дня?

Слава не продолжил спор. Мики, напуганный разговором на повышенных тонах, перестал сопротивляться и второпях натянул на себя вещи, надев футболку задом наперед (перенадевал уже в коридоре). Когда они вышли за порог квартиры, Лев ушел, не поцеловав Славу на прощание, – просто забыл. Впервые забыл об этом.

Потом, когда эмоции схлынули, он много думал о раздражении, охватившем его в тот момент. Конечно, он и раньше раздражался на Славу: когда тот, дразня Льва, называл красавчиками других мужчин, или когда надевал рваные джинсы в тридцатиградусный мороз, или когда в десятый раз подряд заставлял смотреть с ним первый сезон «Теории большого взрыва». Но он еще никогда не злился на Славу из-за каши, ребенка и опоздания на работу.

«Наверное, это оно», – подумал Лев.

Вечером, вернувшись домой, он встретил Славу долгим глубоким поцелуем (компенсация за его отсутствие утром) и сказал:

– Собирайся, у меня для тебя сюрприз.

Слава обернулся на детскую.

– А Мики?

– Я позвонил твоей маме, она придет через десять минут.

– Ты говорил с моей мамой? – опешил Слава.

– Да.

– А моя мама говорила с тобой? – Это удивило его еще больше.

Лев снова утвердительно кивнул.

– Она останется с ним ночевать.

– А где будем ночевать мы? – уточнил Слава, прищуриваясь.

Лев улыбнулся.

– Не здесь.

Тогда и появился дом на берегу Обского моря. В начале марта, когда сосновые леса утопали в снегу, дом выглядел как скандинавская мечта об уединенной жизни: маленький (со спальней, гостиной, кухней и чердаком), но уютный, пахнущий древесиной и свежим ремонтом. Они провели в нем одну ночь – ту, когда впервые за год родительства можно было заниматься сексом со звуком, – а утром Лев сказал: