Книга Главное правило леди Айлин, страница 14 – Ольга Росса

Было поздно, но ложиться спать я не спешила. Нужно дописать очерк о том, как повлияла на общество молодая традиция встречать Новолетие. Вот уже второй год подряд императорский бал проводят после того, как наступит непосредственно новое время. Бенедикт в угоду своей супруге решил отмечать праздник за городом в узком семейном кругу и издал указ о том, что Новолетие отныне будет считаться праздником, объединяющим родных и близких людей. При этом он не решился совсем отменить императорский бал и просто перенёс его на другой день.

Пальцы порхали над клавишами, стуча по ним, каретка двигалась быстро — скорость давно наработана. Вдруг сквозь стук машинки я уловила еле слышный скрежет. Остановилась и прислушалась: в окно кто-то тихо скрёбся. Подойдя к нему, я увидела маленькую птичку с рыжей грудкой. Она пыталась просунуть свой короткий клюв в оконную раму, словно хотела попастьвнутрь.

— Как ты тут оказалась? — я тут же принялась дёргать оконную ручку. — На улице ведь не лето.

Пока я отодвигала шпингалеты, птица от холода и усталости свалилась на подоконник.

— Э! Ты чего? Умирать вздумала? — наконец-то открыв окно, я схватила замёрзшую пташку.

Пернатая никак не отреагировала на мои прикосновения. Я начала растирать её маленькое тельце, грея своими руками.

— Ну давай же, очнись, — нервничала я, пытаясь оживить беднягу. — Раз уж попала в тепло, не смей теперь умирать.

Я поднесла птичку ко рту и начала дышать на неё. Жаль, у меня нет целительской магии, а то в два счёта оживила бы малиновку. Интересно, это та же самая птица, что села мне на голову во время бала? Вот уж действительно чудо. Как она вообще тут оказалась?

— Малинка, давай же! Ну! — не теряла я надежды и продолжала растирать птичку.

Вдруг она открыла глазки-бусинки и встрепенулась.

— Наконец-то! — обрадовалась я. Пташка тут же заелозила, пытаясь освободиться из моего плена. Я разжала пальцы, и малиновка упорхнула, заметавшись по комнате. — Угомонись!

Птичка словно поняла меня и села на стеллаж с книгами.

— И что с тобой прикажешь делать? — вздохнула я. — На улице зима, ты там не выживешь.

В ответ я услышала тихий писк.

— Ты ещё и разговаривать любишь? — хмыкнула я, смотря на неё. — Ладно, оставайся пока тут, но при одном условии: будешь сидеть в клетке. Не хватало мне только загаженной спальни.

Птичка чирикнула и нахохлилась, как будто мои слова её обидели.

— Не хочешь сидеть в клетке, тогда вернёшься в императорский дворец, в зимнем саду тебе самое место.

Она повела головой, как будто кивая мне в ответ.

— Вот и договорились, — ухмыльнулась я. — Завтра же прикажу горничной найти на чердаке старую клетку. — А пока устраивайся там и не летай, я доделаю работу.

Я вернулась на место и продолжила набирать текст. Малиновка, к удивлению, сидела тихо. Когда я закончила, сложила листки машинописного текста и положила их в специальную шкатулку-артефакт. Потрясла вещицу, а потом открыла её — она оказалась пустой. Листки переместились в точно такую же шкатулку на столе у главного редактора «Столичных ведомостей». Рано утром мистер Холанд отдаст мою статью в печать, чтобы она попала в утренний номер.

Довольная тем, что успела сдать работу, я убрала артефакт в стол, подальше от любопытных глаз. Птичий щебет напомнил мне о гостье.