Книга Самая старая дева графства Коул, страница 44 – Марьяна Брай

— Обязательно, леди! А вы можете рассказать мне сейчас об этом приюте? Ну, в общих чертах? Мне очень интересно!

— Я владею тремя приютами, и вместе с моим наследством ты получишь и обязательства, милая, - горечи или извинения в её голосе я не слышала, только сухие факты. - Два из них находятся далеко от города. В один мы как раз едем сейчас, в самый дальний. Третий недалеко от моего дома, но он самый… - она явно подбирала слова и при этом смотрела в окно, словно впитывая те красоты, которые мы проезжаем.

— Самый добротный? Или самый обеспеченный? Раз находится в городе… я так подумала бы, - недождавшись, когда она найдёт правильные слова, вставила я.

— Все именно так, милая! В нём содержатся леди, оставшиеся без присмотра, без родни. Некоторые доживают век не в своих домах, а у племянников или ещё более далёкой родни. А потом, когда они становятся в тягость, их привозят в этот дом. Герцог, наверное, из понимания, кто в нём живет, помогает этому дому. А я не имею права тратить деньги, положенные в него, на другие дома.

— Но вы так делаете… - добавила я, и леди резко, словно её поймали за чем-то непристойным, обернулась ко мне. На лице женщины был испуг. Не злость или обида, а именно испуг, и я впервые видела это лицо вот таким! Раньше я считала, что моя тётка непоколебима, как скала, огнеупорна, как графит. Но оказалось, она тоже чего-то боится. – Простите, леди, но вы должны знать, что я никогда не вынесу наши с вами разговоры за пределы дома или этой кареты. Я надеюсь, вы мне верите.

— Странно, но верю, Стефания. Ты не была мне близка. И сейчас я не понимаю, почему, - грустная улыбка родственницы на секунду осветила лицо. Но через несколько секунд она снова отвернулась к окну.

Вся эта пейзанская благодать в какой-то момент уперлась в высокую, будто созданную, чтобы из-за неё ничего не выбралось, стену. Если все домики, которые мы проезжали сейчас и когда я ехала к тётке из родного дома, имели невысокие или даже полупрозрачные ограды, то тяжелые ворота, которые перед нами открывались, могли сдержать нехилую такую осаду.

— Улыбайся, Стефания! – видимо, решив показать на своём примере, Лилит растянула губы в улыбке.

— Обязательно, - я повторила за ней и, дождавшись, когда она медленно и осторожно выйдет из кареты, вышла следом.

Двухэтажный каменный дом, не имеющий окон на втором этаже, походил на тюрьму. По левую сторону двор занимал сад из старых деревьев с кривыми, узловатыми, будто пальцы, поражённые артритом, стволами. Между ними были привязаны верёвки, на которых сушилось несметное количество простыней, платьев и узких, как полоски бинтов, тряпиц.

Справа четверо пожилых, но активных женщин пололи грядки. Они, опираясь на колено или тяпку, распрямились, и лица их озарила улыбка. Я вспомнила о мимике и тоже улыбнулась, а потом и склонила голову, как это сделали они. Но их поклон, видимо, был предназначен только Лилит.

— Леди, как мы рады! – одна из работниц торопливо, путаясь в подоле, обходила грядки. - Идёмте, идёмте!

— Не беги, Фани, не беги. Мы никуда не торопимся! Как твои руки? Вижу, ты не можешь сидеть без дела! – в голосе тётки я слышала искреннюю гордость. Нет, она точно не лукавила, не вела бесполезную беседу, которую составляют, как правило, пустые слова. Она радовалась за эту женщину!