Книга Сад эдельвейсов, страница 141 – Лили Мокашь

– Я не хочу сейчас говорить о вас с мамой. Не понимаю, как вообще ты мог ее простить после всего, что она сделала.

– Может, когда сама влюбишься, поймешь, – серьезным тоном начал он. – Отношения между двумя людьми – штука сложная. Вопрос всегда в том, что ты готов принять и позволить другому по отношению к себе, а что нет.

– И тебе, получается, нормально принять ее назад после всего.

– Ты не знаешь ее так, как знаю я.

В голове промелькнула увиденная вчера картина, которую сразу захотелось развидеть. Одно дело смотреть на целующиеся парочки в парке или кафе, и совсем иное – застать за этим своих родителей.

– Я не думаю, что ее знает по-настоящему вообще хоть кто-то. Сколько лет она притворялась человеком с мягким, податливым характером? Что, если и «крутая версия ведьмы» всего лишь фарс? Даже вчера мама вела себя не как обычно, а ты считаешь, что видел ее настоящее лицо.

– Ты пока не понимаешь, как человека может изменить его собственное горе.

Меня раздражал поучающий тон и наставления отца. Как родители любят говорить, намекая на свой опыт, туманно добавляя, что когда-нибудь ты окажешься в других обстоятельствах и обязательно вспомнишь их слова и познаешь истину. Маловероятные и эфемерные события будущего едва интересовали меня сейчас, когда в ближайшей перспективе перед глазами мелькали совсем иные, гораздо более конкретные проблемы.

– Это все, что ты хотел сказать?

Из динамика раздался протяжный выдох.

– Нет, – сделал он паузу, – это не все. На окраине леса нашли обескровленное тело женщины. Шея изодрана, руки искусаны. Очень характерная картина для слабокровного в округе. Кого-то мы все же пропустили, и он бродит теперь среди нас. Скажи ребятам. Патрулируйте у себя. Будьте бдительнее сегодня ночью.

– Черт, – выругалась я, не зная наверняка, что больше меня расстраивало: найденный труп или патрулирование территории в ночь перед выпускным.

– В ночь выпускного тоже? – я потерла тыльной стороной ладони глаза, уже готовясь услышать худшее и вновь распрощаться со сном.

– Нет, только сегодня. Завтра кто-нибудь из наших вас подменит. – Послышался хлопок, как если бы отец сел в машину и закрыл за собой дверь. – Разбейтесь на группы и меняйтесь каждые три часа. Вас на одной местности много, успеете хоть сколько-то поспать. Мы сегодня займемся городом, и если удастся отыскать слабокровного и разобраться с ним, дадим знать. Тогда в выпускной все будет несколько проще.

– Ладно, – я села на край кровати и почувствовала себя еще более уставшей, чем было до сна. – Я передам остальным.

– Хорошо.

Папа снова сделал паузу, давая мне возможность сказать что-то еще, но я не желала и дальше слушать нравоучения. Меньше всего мне хотелось обсуждать их отношения с матерью. Теперь, когда я знаю, все дома будет иначе, и это понимание не радовало меня. Я никогда не пойму, как он смог ее простить после всего.

– Увидимся тогда уже на выпускном?

– Ага, – только и хватило меня. – Увидимся.

Я нажала на кнопку отбоя, и на экран вернулась абстрактная заставка в синих тонах. Сверху белым крупным шрифтом было выведено время: половина седьмого вечера. Получается, мы проспали почти десять часов, но ощущались они все равно как жалкие два. Оставив телефон на одеяле, я поползла на четвереньках к Стасу. Он лежал на спине, закинув руки на подушку. Губы слегка приоткрыты, грудь размеренно поднимается и опускается в такт дыханию. Я изучала его лицо, наслаждаясь выражением спокойствия и умиротворения, которых так не хватало мне самой. Пыталась запомнить каждую линию слегка загнутых ресниц, рисунок бровей, форму носа, готовясь вскоре попрощаться. И пусть Стас считал, что отношения на расстоянии возможны, я едва могла разделить его оптимизм. Как чертовски мне было жаль его будить, и все же я понимала, что нужно подниматься уже сейчас, до захода солнца, и решать, кто во сколько отправится патрулировать окрестности: не хватало еще, чтобы к нашему списку несчастий добавилось происшествие с одним из учеников.