Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 285 – Элина Птицына

При том, их более удачливые сверстницы имели как минимум в два раза больше. Дочери же богатых семейств меняли наряды по восемь раз в день, и на каждую пору седмицы им полагался отдельный комплект. Да еще и обновляли туалеты постоянно, легко скидывая ненужное горничным и приживалкам.

Когда Лизе шили гардероб перед поездкой в столицу, мама, вздохнув, обмолвилась с грустью, что в прежние времена такие заказывали лишь определенным барышням — дочкам купцов средней руки.

— А твои родители кем были? — спросила Лиза и замерла, сама ужаснувшисьсвоей бестактной смелости.

— Людьми, — сухо ответила мать. — Повернись, еще раз хочу посмотреть на твой подол. Мне кажется, у нашей модистки немного ошиблись с длиной.

Те платья Лиза обязательно заберет из Полунощи. Обязательно. Они — немое свидетельство последних счастливых дней их семьи — в своем доме под темным небом, усыпанным большими звездами, с кашей по утрам и какао на второй завтрак, с клавесином после обеда и книгой по вечерам. С маминой мимолетной улыбкой и папиными шутками. Тогда Лиза была беззаботна, весела и совершенно не ждала, что эта милая, простая жизнь может вдруг закончиться.

В детстве мама читала Лизе про бедных детей, у которых не было своей одежды, и девочке казалось, что все это где-то далеко, и такого не может быть — в Полунощи она не встречала бедных и нищих. Но богатых там тоже не было, и сейчас дочка Соцких это понимала очень хорошо. Полунощь, созданная ее родителями, была маленьким закрытым мирком, и жили там иначе, не так как на большой земле.

Я не о том думаю, сказала она себе. Не надо расстраивать себя, мне не станет от этого проще здесь.

Лиза остановилась, закрыв глаза, и, постояв мгновение, двинулась дальше.

Платья… Малаша…

Охота. Барановы. Лаки…

Надо быть в меру милой и приветливой простушкой, которая не вызывает ни подозрений, ни большого интереса.

Однако, вряд ли Малаша примет сразу несколько платьев. Как их подарить, чтобы девочка не обиделась?

— Значит, одно для повседневности, другое для прогулок, третье для выхода, — шепотом перечислила Лиза, увлекшись, и вздрогнула от ласкового, вкрадчивого и тихого голоса:

— Никак уборы свои считаете, милая барышня? — за кустами давешней рябины стоял Кирилл собственной персоной, словно и не отправляли прочь его из монастыря.

— Как вы меня напугали, брат, — слабым голосом ответила Лиза, и оглянулась.

Кирилл подмигнул в ответ:

— Да нет никого. На обеде еще все. Давно бы разошлись по делам, да матушка отчитывает, не выпустила никого. Лютует она нынче. Настроение-то плохое. Ну ты иди ближе, скажу я тебе чего, — заговорщицки прошептал он. — Только головой не крути, а то мало ли выскочит кто с оказией какой, увидит да донесет, так мы потом не оправдаемся.

Лиза шагнула за рябину и запоздало подумала, что, наверное, не стоит этого делать. Дверь, вкоторую она так бесстрашно зашла утром, была открыта, и Кирилл слегка придерживал ее плечом.

— Боялся, что не выйдешь совсем. Зязря явлюсь, — зашептал он. — Не, ну я везучий все-таки. Ну, как ты тут, скажи?

— Нормально, — недоуменно ответила Лиза. Кирилл захихикал и сунул ей прямо в руки большую нарядную коробку, которую до этого скрывал за подолом широкого одеяния. — Держи, но только не выдавай меня. А то сестрица узнает, что от меня, ой, разозлится. Орать будет да баб бить пойдет. А жалко баб-то, горемычные, думают тут свет у нас, а у нас его нет.