Книга Осколки на снегу. Игра на выживание, страница 122 – Элина Птицына

— Могу продолжить, — пожал плечами Ганг. — Генерал не молод, суров, мало появляется в свете, безнадежно женат, не имеет связей, не ездит к актрисам и балетным, не собирает приемов больше положенного, а на те, что случаются, приглашает весьма узкий круг лиц… Еще дочка, больше похожая на юношу, устраивает скачки прямо в столице. Да просто находка для сплетен и статей!

— Юная Зиночка была весьма своеобразна, — слабая улыбка скользнула по лицу Руб-Мосаньского и чем-то зацепила Ганга, но мысль не успела оформиться.

— Да и сама дочка салоны терпеть не может, — продолжил он. — На стрельбищах куда интереснее. Учится стрелять в народ, газеты доподлинно прознали. Такие пасквили среди общества, где революционный взгляд в моде у всех поголовно…

— Не у всех, — перебил князь. — У большинства в народе — нет.

— А большинство люди простые — согласился Ганг. — Не старая знать. Только подозреваю, что эти простые люди узнали о злобном генерале как раз из пасквилей и другой информации у них не было.

— Ты-то откуда помнишь? — помрачнев, буркнул Стойгнев.

— Так их раскидывали везде пачками, — подал голос Стив. — Городовые их, конечно, собирали, но все-то не соберешь. Мальчишки их специально прятали — даровая бумага!

— И вы?

— И мы, — подтвердил Ганг.

— Кораблики делали, — Стив чуть хохотнул, и Руб-Мосаньский и Винтеррайдер с неким изумлением возрились на него. Но Ганг тут же подхватил:

— С десятого раза даже прочли, что пишут, — он развел руками.

— Кораблики нас больше интересовали, — поддакнул Стивен.

— Это вы так учились, значит, — прищурился князь.

— Мы сбегали, случалось, — пожал плечами Юнг.

— А ты нет, что ли? — деланно изумился Ганг, уставившись на князя.

Посмеялись. В кабинете как будто стало легче дышать.

— Ты прав, Ганг, — уже серьезно продолжил князь. — Была мода на разговоры. Но их вела не сама старая знать. Более того, старшие такие разговоры порицали.Любой человек с возрастом становится консервативным. Так что, мы говорим о детях: дети знати, дети купцов и мольцов, студенчество, в коем все сословия встречались… Модно было обсуждать на чаепитиях и пикниках, как бы зажили, если бы да кабы… Да, вольнодумство было в моде. Но только очень малая часть относилась к этим разговорам серьёзно. Большинство просто хотели быть как все — соответствовать… Кружить голову восторженным девицам, бряцая своей смелостью. На словах же — почему бы не побряцать! На деле все эти болтуны собирались прожить жизнь весьма обычно — строить карьеру, жениться, завести кучу ребятишек, пить чай на лужайке в собственном садике, любоваться закатами и, может быть, вздыхать, что в наш век ничего интересного не происходит.

— Так эти разговоры вели еще наши бабушки, — перебил Ганг князя. — А потом благополучно забывали их.

— Вели, — согласился тот. — И забывали. Потом об этом болтали уже их дети. И папеньки, и маменьки отмахивались, мол, и мы болтали, ничего страшного. Бунтарство — свойство юности, оно проходит с годами, не надо преувеличивать. Никто не анализировал какой общий фон создают эти разговоры. И многие вряд ли успели пожалеть о своем пустом вольнодумстве, погибая в родовых гнездах, с бессильными проклятиями на устах, сметаемые революционной толпой, словно мусор. Великосветские красавицы, сочувствующие революционерам, никогда не думают, что выдергивают ковры из-под ног собственных внуков, готовя тем самым место для чужих.