Книга Жена самурая, страница 306 – Виктория Богачева

В этом году Нарамаро решил возобновить давнюю и порядком позабытую традицию, когда раз в год, обычно весной, знать привозила в Эдо старших детей — наследников великих кланов. Только вот преследуя благую цель — как можно раньше познакомить друг с другом тех, кому однажды придется вступить в брак, заключить военный союз или же убить, Сёгун не вспомнил (или же просто не знал), что Императоры руководствовались совсем иными мотивами, когда заставляли своих поданных отправляться в небезопасный путь в столицу вместе с детьми. Так было гораздо легче ими управлять — не каждый будет перечить, когда к горлуего старшего сына или даже дочери в любую секунду могут приставить лезвие катаны.

Сперва Такеши злился, потому что не хотел никуда везти ни дочь, ни жену. Это было опасно. Но очень скоро он осознал, что Нарамаро сделал ему поистине невероятный подарок, сам того не осознавая.

В Эдо Такеши встретится с Дайго-саном. Ему выпадет редчайший шанс, ведь старик был не глуп. Он вел затворнический образ жизни, совсем как сам Минамото, и редко покидал стены поместья. А после их последней встречи в родовом поместье Такеши, Асакура пропустил по различным причинам три заседания бакуфу. Он оговаривался болезнью, но Минамото думал, что старик затаился.

И тут ему впервые за долгое время улыбнулась удача. Уж встречу наследников старик ни за что не пропустит.

— Матушка, а ты когда-нибудь там бывала? — глаза Хоши светились от предвкушения.

— Ни разу. Но я знаю, что там мы увидим море, — Наоми мягко улыбнулась.

— Море…? — недоверчиво, нараспев, переспросила девочка. — Море.

— Залив, — с усмешкой поправил обеих Такеши. — Залив Сагами.

Ни девочки, ни Наоми никогда не видели ничего больше озера. Море или залив были для них лишь словами, но перед глазами живое воображение рисовало картины из прочитанных свитков: шелест волн, крики чаек, бескрайняя синева под бескрайним небом, плеск воды, лучи солнца на подернутой рябью глади.

Томоэ с молчаливым вниманием прислушивалась к их разговору, хотя ничего не говорила сама. С возрастом она все больше и больше становилась похожей на отца — в их молодости Фухито говорил еще реже, чем Такеши, как бы ни было трудно такое представить.

Их воспитанница резко повзрослела за прошедшие полгода — с того момента, как они отдали ей письма отца и рассказали о сэппуку родителей, и показали прощальные хокку обоих. Первые недели Томоэ ходила тихая и пришибленная, словно кто-то ударил ее по голове. Наоми слышала, как она плакала ночами, но никогда не заходила, не утешала, лишь долгими минутами стояла подле закрытых дверей и вслушивалась в звуки, доносившиеся из ее комнаты, и не уходила, пока Томоэ не засыпала.

Некоторые вещи даже дети должны пережить в одиночестве.

И с течением времени шаг за шагом они все менялись. Наоми становилась спокойнее и училась давить чувство вины глубоко внутри, не позволяя ему влиять на воспитание девочек.И дочери, ощущая перемены в матери, ощущая ее твердость и уверенность, все реже выходили за грань дозволенного. Из поведения Томоэ ушел надлом, ушел этот вечный вызов — дерзкие речи, непокорный взгляд, колкие слова. Она часто расспрашивала о родителях, и Такеши рассказывал.

— А там будут все-все кланы? — Хоши вертела головой из стороны в сторону, переводя взгляд с матери на отца.