Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 165 – Виктория Богачева

Мамору смотрел на нее с мягкостью, которую она видела, лишь когда он говорил с ней. И ощущение стыда сменилось прилившими к глазам слезами.

Она бы и сама хотела знать, что с ней творилось. Откуда этот хаос из эмоций, почему тоска сдавливала грудь, почему сердце затапливала жалость, как она может чувствовать разом и печаль, и радость, и счастье, и стыд?!

— Я сожгла поместье господина Тадамори, — она решила спрятаться за этой отговоркой, хотя прекрасно понимала, что дело не только в этом.

— Я знаю, — Мамору спокойно пожал плечами, словно они говорили о пустяках. — Это все уже неважно. Потому что отныне мы станем действовать иначе.

— Я самый бесполезный твой самурай... — сорвалось у нее нечаянно, и она поспешно закрыла рот, но было уже поздно, и слова уже прозвучали.

Мамору на мгновение остолбенел. Он смотрел на нее и не мог поверить тому, что слышал.

— Я сожгла тот город, потом поместье, потом едва не убила советника Горо, который тебе нужен, — меж тем Талила упрямо продолжала самобичевание. — И хорошо, что ты вновь объединишь войско, потому что неизвестно, что я еще натворила бы...

— Прекрати, — вскинув руку, Мамору ее прервал и наткнулся на непримиримый взгляд жены. — Я запрещаю тебе так говорить.

— И все, что я сделала хорошего — избавила тебя от печати, а больше — ничего, — упрямо договорила Талила. — Отец был прав, ни вочто меня не посвящая. Потому что...

— Тихо! — шепотом одернул ее Мамору. — Что с тобой творится, я не понимаю. Откуда эти мысли?..

Он коротко огляделся по сторонам, затем поднялся со своего места и подсел к ней. Талила дернула носом, чувствуя себя плаксивой, сопливой девчонкой. Она часто заморгала, прогоняя слезы.

— Твой отец — такое же чудовище, как и мой брат, — твердо сказал Мамору, безуспешно пытаясь перехватить взгляд жены. — Я требую от тебя очень много, я знаю... — он вздохнул и привычным движением потянулся рукой к затылку, чтобы провести по волосам, и замер на мгновение, когда ладонь коснулась голой кожи.

— Ты думаешь, что в чем-то виновата передо мной, но суть в том, что я виноват перед тобой в гораздо большем.

Талила сердито потрясла головой и собралась возразить, когда пальцы Мамору, коснувшись ее губ, заставили ее замолчать.

— Ты не должна была воевать. Я решил выступить против своего брата и втянул это в тебя.

— Что за глупости! — нахмурившись, прошептала Талила. — Я умею сражаться ничуть не хуже твоих полководцев, меня учили держать меч, и я не слабая женщина, которую ты должен защищать!

— Конечно, я должен тебя защищать. Я ведь твой муж, — Мамору бегло ей улыбнулся. — А если ты умеешь сражаться ничуть не хуже моих полководцев, то почему же сидишь и говоришь мне, что ты бесполезная?..

Талила осеклась, наткнувшись на лукавую усмешку мужа. Затем почувствовала осторожное прикосновение к своей руке и опустила взгляд. Как были похожи их ладони: обе с мозолями от постоянного ношения меча, с вечными ссадинами и мелкими царапинами, обветренные, с загрубевшей кожей... Но в широкую ладонь Мамору помещались две ее, что он сейчас и сделал. И еще накрыл сверху свободной рукой.

— Ты не можешь меня подвести, — сказал он твердо. — Никогда. Запомни это.

У нее свело горло, и силы остались, лишь чтобы кивнуть.

— Хорошо, — заговорил Мамору вместо нее. — А теперь идем спать.