Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 135 – Виктория Богачева

Он сидел неподвижно, упираясь ладонями в бедра, и только явственно проступившие, окаменевшие мышцы выдавали его внутреннее состояние.

— Твоя печать, — сказал он тихо.

— Что?.. — она даже не поняла, о чем он говорил, и тряхнула головой.

— Та, что на плече у тебя.

Брови Талилы взлетели вверх, и она дернулась, и резко повернулась, словно могла увидеть свою лопатку. Когда она вновь посмотрела на Мамору, кончики ее ушей пылали.

— Ты знаешь, что будет, — от мягкости его голоса ей захотелось расплакаться.

— Какая разница. Ты уже приказываешь меня. А я подчиняюсь.

Талила коснулась его плеча, пальцы медленно прошлись по старым шрамам. Он не пошевелился, но его дыхание стало глубже, словно он сдерживал себя. Она провела рукой выше, по его шее, почувствовала, как напряглись мышцы под ее ладонью.

И тогда Мамору подался вперед, словно только этого и ждал. Она знала, что пути назад нет. Она почувствовала, как его руки сомкнулись на ее талии, как он прижал ее ближе, и от этого прикосновения у нее перехватило дыхание.Талила давно избавилась от своего рубашки, но не ощущала сейчас холода.

Только жар, исходящий от его тела, от его рук, от его губ, которые теперь спускались к ее ключицам, оставляя горячие следы на коже. Он двигался медленно, осторожно, словно боялся спугнуть ее или дать волю тому, что держал внутри слишком долго.

Талила знала, что должна бы думать о последствиях. О том, что это изменит все. Но она не хотела. В этот момент не было ни «завтра», ни прошлого. Был только Мамору.

Ее руки скользнули вверх, по его плечам, по сильным напряженным мышцам.

Его пальцы прошлись вдоль линии ее спины, чувствуя, как ее дыхание меняется под его прикосновениями. Мамору не спешил, давал время ей привыкнуть, но и не медлил, и ей нравилась его решительность.

Когда их губы вновь встретились, в этом поцелуе уже не было сдержанности. Только жар, накопленный за долгие недели.

Талила отвечала на его поцелуи с той же жадностью, с той же жаждой, которая горела внутри нее. Она чувствовала, как он обнимает ее так крепко, что почти больно, но ей нравилась эта боль, нравилось то, как сильно Мамору стискивал ее плечи.

Они были слишком долго были друг для друга воинами и союзниками. Слишком долго скрывали свои чувства ради долга.

Но в эту ночь они были только мужчиной и женщиной, которые наконец позволили себе все то, что изо всех сил пытались подавить.

Талила провела ладонью по его спине, чувствуя под пальцами твердые линии старых ран. Некоторые она знала — видела их в те ночи, когда он горел в лихорадке. Но другие…

Ее пальцы погладили длинные шрам, который тянулся от плеча вниз, к лопатке.

— Откуда этот? — спросила она почти шепотом.

Мамору не сразу ответил. Он глубоко вдохнул, словно вспоминая.

— От брата.

Талила сделала жадный вдох и не сказала ничего. Вместо этого наклонилась ближе и осторожно провела губами по линии его шрама.

Мамору вздрогнул.

Не от боли.

А затем он потянулся к ней. Его пальцы легли на ее плечо, скользнули вниз, вдоль руки, до тонкой, почти незаметной линии, пересекавшей кожу у локтя.

— Это? — спросил он.

Талила не отвела взгляда.

— От отца.

Он нахмурился, привычно свел на переносице брови, и ей сразу же захотелось их разгладить. Она накрыла руку Мамору своей.

— Они делают нас теми, кто мы есть, — сказала она.