Книга Маша и Гром, страница 8 – Виктория Богачева

— Она спасла меня, пап.

Лучше бы он, конечно, промолчал, потому что все, кто услышал слова пацана, обернулись теперь ко мне и буравили своими взглядами. И сильнее всех — бывший бандит по прозвищу Гром, хозяин огромного особняка, а ныне же добропорядочный бизнесмен с легальным, прибыльным делом.

Я сдула с лица темную прядь волос, выбившуюся из косы, и одарила Громова недружелюбным взглядом исподлобья.

— Наняли на два дня на праздник здесь. Убирать, подавать посуду, — пояснила я и скривилась от того, как жалко прозвучал мой дрожащий, хриплый голос. Кажется, судя по ощущениям, в ребрах как минимум была трещина.

То ли от пережитого, то ли от холода, а то ли от всего вместе, но у меня зуб на зуб не попадал. И жутко хотелось курить, так что на сигарету в руках Громова я смотрела с завистью.

— Держи, — дядя Саша подошел ко мне и протянул свою кожаную куртку.

Он обнял меня за плечи и повернулся к хозяину.

— Это Маша Виноградова, дочь моего бывшего сослуживца. Ее мать — Вероника Львовна, тоже у вас работает.

Кажется, Кирилл Громов устал от одного лишь описания всех родственных и дружественных связей. Да они его и не интересовали в принципе. Какое ему дело до жизни девчонки, волею судьбы оказавшейся на заднем дворе его дома в неподходящем месте в ненужный час?

С раздражением он собрался задать еще один вопрос, когда вдалеке послышалась милицейская серена.

— Как оперативно, — хмыкнул Громов, сделал последнюю затяжку и щелчком пальцев отправил окурок на газон. — Обычно не дождешься, а тут за пять минут управились.

Я скривилась.

— Ну что же, побеседуем с ментами.

Часть вечера будто бы исчезла у меня из памяти, наверное, из-за стресса. Я помню, как кто-то увел меня с улицы, провел в дом через главный вход, передал из рук в руки матери. Меня напоили горячим чаем с коньяком, и стало чуть теплее. И зубы, наконец, перестали так отчаянно стучать. Мама что-то говорила мне, кажется, даже гладила по голове. Потом я тщательно вымыла испачканные в земле и крови руки и лицо, привела себя в порядок, насколько возможно.

Ко мне подходили другие люди, также говорили что-то, но до меня все звуки доносились словно через очень плотную пленку. Я плохо соображала и отвечала невпопад, и периодически закусывала губу, когда чувствовала, что к глазам подступают слезы. Чашка с чаем у меня в руках тряслась так, что едва не перевернулась, и весь кипяток чудом не оказался у меня на коленях. После этого мать забрала у меня чашку и поила сама, как в далеком-далеком детстве.

О, я отлично знала, помнила это состояние паралича от всеобъемлющего ужаса. Так мой организм реагировал на сильнейший стресс. Именно так я себя чувствовала два года назад, когда получила все свои шрамы.

Более-менее я пришла в себя, когда оказалась в каком-то кабинете, в котором уже находилось несколько человек: два сотрудника милиции, оба майоры, кто-то из охранников, Кирилл Громов и его сын.

— А вот и она, — поприветствовал меня один из майоров. — Мария Васильевна, она же наша чудесная спасительница.

Я заторможенно, словно во сне кивнула и принялась потихоньку оглядываться. В дальнем углу комнаты уютно горел камин и расположился огромный стол из красивого темного дерева вместе с креслом. На пол был положен такой же темный паркет из дуба, а может, из ореха, а вдоль стен располагались стеллажи с книгами, папками, каким-то фотографиями в рамках. Ближе к центру кабинета стояли несколько кресел с диванами и посреди них — невысокий чайный стол.