Книга Опороченная невеста графа Орлова, страница 5 – Валентина Элиме

Родители Дарьи молчали, ошарашенные словами дочери. Я же ждала, пока эти уберутся из дома Заступовых. Я не дам себя унизить, как и очернить имя девушки и ее семьи. Пусть она и оступилась, в чьей смерти виноват только Петр. Захотел и цветок сорвать, и свободу получить. А ведь у него получилось. Бедная, поверила словам прощелыгы.

И вот я стояла перед ними с прямой спиной и гордо поднятой головой, даже не глядя в их сторону. Наблюдала за тем, как во дворе возилась прислуга и ждала, когда эти уйдут. Больше им здесь делать было нечего. Могла бы, сама вывела. Да только дам повод пустить о девушке слухи. Марья Семеновна только этого и ждала. Именно сейчас нужно было выйти из сложившейся ситуации с меньшими потерями. Женщина хотела сказать что-то еще, но видя, что и родители Дарьи ни слова больше не молвили, поняла: им здесь больше не рады.

− Дарья, как это понимать! – Николай Дмитриевич глазами метал молнии. – Завтра же поедем к ним, и ты извинишься в своем поспешном решении.

− Нет, отец, − после моих слов в комнате снова наступила тишина. – Я не собираюсь извиняться перед ними,как и не поменяю своего решения. Если Петр Андреич уже сейчас позволяет сомневаться во мне, на минуточку представьте, какая семейная жизнь будет ждать вашу дочь после свадьбы? Также, его слова – это оскорбление и в ваш адрес. Получается, что вы не сумели воспитать достойную партию.

Николай Дмитриевич опешил от слов дочери, что аж присел обратно в кресло. Матушка все это время молчала. Видимо, Елизавета Александровна в чем-то все же подозревала дочь, только не стала озвучивать свои мысли при супруге. Да и ее слова предназначались не для мужских ушей. Она просто приняла мою сторону и отправила меня в свою комнату. Я не посмела ослушаться ее.

До вечера я не выходила никуда, чему несказанно была рада. Я все еще не до конца осознала, что меня больше нет в своем мире. Обед мне принесла Глаша, как и ужин. В течение дня я читала книгу, начатую еще Дарьей, смотрела в окно и следила за двором, рассматривала интерьер комнаты, пытаясь угадать, в какое время я попала. Дел, в общем, было невпроворот.

А перед сном Дарью навестила Елизавета Александровна со стаканом теплого молока. Такая забота затронула меня до глубины души. Со стороны своей родной матери я слышала только упреки и сравнения: что вот дочь ее подруги лучше учиться, поет и танцует, что она старается ради меня, а я не ценю и не пытаюсь стать еще лучше. На глазах выступили слезы.

− Ну, что ты, Дашенька, моя душенька, − женщина присела рядом с дочерью. – Пройдёт время и все образумится, как и боль сердечная зарастет.

Так мы и просидели: я рыдала у нее на коленях, а Елизавета Александровна успокаивала дочь, перебирая той волосы.

− А теперь расскажи мне всю правду, пока твоего отца нет дома, − со спокойным тоном обратилась она ко мне. – Я подозревала, что не зря Нарышкины заявились с требованием провериться у доктора.

Я возьми и да все выложи. Возникшую проблему нужно было решать, в одиночку я бы не справилась. В чужом мире, не зная правил. Матушка Дарьи выслушала меня спокойно, не перебивая.

− Не думай ни о чем, дорогая. Утро вечера мудренее, − укрыла она меня одеялом и поцеловала в лоб. – Завтра во всем разберемся. Главное, чтобы последствий не было, − и женщина оставила меня одну.