Книга Изумруды для (не)любимого, страница 38 – Ксюша Иванова, Виорика Громова

— Смерть? — испугалась, догадавшись, я. — Я вовсе не желаю, чтобы кто-то умер из-за меня!

— Гвен умрет так или иначе, ранения слишком серьезны... Но с вашим амулетом у него хотя бы шанс появится, — вздохнула женщина. — Для орков агаты слишком... тяжелые камни.

С помощью этой женщины я надела Гвену амулет снова.

Чтобы не смотреть на его мучения, пошла дальше по конюшне. У остальных, тех, кто мог ответить, спрашивала, готовы ли они надеть амулет. Отказался только один старик, лишившийся глаза. Объяснил, что глаз ему уже не вернуть, да и возраст слишком почтенный, чтобы зря тратить камни.

Некоторые переживали момент "привыкания" к камню легче — слегка морщились от боли, но немного потерпев, испытывали облегчение. Других било в судорогах не меньше, чем Гвена. Но, к счастью, на моих глазах не умер никто.

Уже на выходе рядом со мной снова очутилась та же женщина-орк.

— Госпожа, благодарю вас ото всех нас. Вы очень добры и великодушны! Мы будем до конца дней молиться богине Ириде за ваше здоровье! И за здоровье господина Дэймона, — понизив голос, она прошептала так, чтобы, видимо, не слышали остальные. — Много столетий назад и среди орков рождались маги камней, но давно уже наш народ утратил свою силу. И теперь только люди иногда удостаиваются такой милости от богов. Орки же, утратив возможность управлять камнями, лишись к ним всякого доступа, потому как люди не желают делиться силой камней с низким, презренным народом.

Она вдруг резко наклонилась до самого пола, коснувшись его кончиками пальцев.

— Мы вовек не забудем вашей милости!

За моей спиной эту фразу повторили десятки голосов. А я, растроганная, со слезами на глазах, не нашла, что им ответить, просто кивнула и, шмыгая носом, вышла из конюшни.

Ну, вот что за люди такие? Какая разница им — кого лечить? Все же страдают одинаково сильно от боли — и орк, и человек...

К вечеру я жутко устала, но еще предстоял ужин "в кругу семьи", который теперь, когда центральная зала в замке практически опустела, было решено провести там.

Войдя в залу, я огляделась. Служанки суетились вокруг большого стола, выдвинутого на середину комнаты. Помещение было чисто выметено и пол его был устлан травами, отчего пахло лугом, солнцем, медом... счастьем!

Я остановилась и закрыла глаза, вспоминая свое детство, проведенное в далекой курской деревушке у бабушки. Как с дедом после покоса ходили с вилами "ворошить" сено — переворачивать, чтобы оно равномерно просушилось. Как прыткие ящерицы разбегались в стороны, порой касаясь своими длинными хвостами ног, стоило только поднять вилами охапку душистого сена. Как нас, внуков, утомившихся, дед усаживал где-нибудь под кустом и кормил салом с хлебом и луком, а потом поил молоком. Как зудели ноги, наколотые острыми стебельками скошенных трав... Как бежали по небу похожие на медведей и слонов белые облака... Как же давно это было! И деда уже в живых нет, и бабушки... Но вот память все равно жива!

Ты, Даша, что-то слишком сентементальна стала! Второй раз за последние десять минут готова расплакаться! Ну, что за дела? Я сто лет о детстве не вспоминала! А тут вот...

Я даже не собиралась этого делать! Просто вот машинально моя рука легла на живот, и ребенок внутри меня вдруг отозвался движением. Словно бы ручкой или пяточкой ударил в ответ!