Книга Мастер и Воланд, страница 67 – Артур Самари

– Я очень скучала по нашим героям, хотелось знать, что далее случилось с ними.

– Эта глава отом, как Пилат встретился с главой Синедриона Каиафа в надежде спаси философа Иешуа, хотя сам же был вынужден приговорить его к смерти. Прокуратор не хотел этой казни, так как после беседы с этим чистым умным философом в душе жестокого прокуратора проснулась совесть. Иешуа смог из его сердца изгнать Сатану, который в эти годы владел им.

– А разве своей властью Пилат не мог отпустить его?

– Мог, но философ оказался слишком честным и сказал такое о цезаре, что это не понравилось бы Тиберию, если бы кто-либо донес. И к тому же при повторном допросе Иешуа не отказался от своих опасных речей. Он оказался человеком чести. Пилат мог спасти его, но это могло стоить ему должности. И тут он проявил трусость, зато решил спасти через решения Синедриона, но те не захотели спасти его. И прокуратора стала мучить совесть, чего не было прежде, когда он отправлял на смерть тысячи евреев.

– Это похоже на наших прокуроров, судей, которые боятся потерять свои теплые местечки. И Вы правы, мой муж сказал, что этих людей тоже мучает совесть, как и Пилата. За последний год немало военных расстреляли, видимо, они где-то плохо сказали о Сталине. И их объявили «врагами народа». Мой муж стал очень осторожным.

Теперь они встречались на Патриарших прудах, куда Елена приносила в папке отпечатанные листы романа, или в квартире ее брата, когда муж уезжал в командировку. С каждой встречей их любовь становилась все сильнее, и вскоре стало ясно: теперь они не могут жить друг без друга. Как-то раз, гуляя с ним по алее, Елена сказала ему об этом:

– Я с тобой счастлива, но у нас есть другая сторона жизни. Так не может продолжаться: я более не могу обманывать мужа, потому что он не заслуживает этого. Евгений – хороший человек. Когда вечером он возвращается домой, мне совестно смотреть ему в глаза. Он заметил это и считает, что я больна, что мне нужно лечь в больницу. Михаил, нам нужно что-то делать.

– Ты права, – задумался Михаил, сидя на любимой скамейке, – может быть, нам следует на какое-то время расстаться? Это будет испытанием наших чувств. Скажем, если спустя три-четыре месяца, как и прежде, нас будет сильно тянуть друг к другу, то это – весьма серьезно.

– Да, мы так и должны сделать, – согласилась она.

– И еще, тебе известно, какая у меня зарплата? Ты должна учесть, что твоя жизнь будет скромной,и когда у меня появятся приличные гонорары – не известно.

– Мне Люси не раз жаловалась на это. Это меня совсем не пугает.

Михаил дал понять, что, если она станет его женой, ее ждет бедность. А ведь генеральская жена привыкла к ресторанам, к обществу знатных людей, к дорогим одеждам и вкусной еде. Пусть задумается, с кем она связывает свою судьбу.

С того дня минуло два месяца. Для Михаила эти дни оказались мучительными, и каждый вечер, возвращаясь домой, он думал о ней. Работалось тяжело, вернее, слова с трудом ложились на бумагу. Мысли ускользали, пред взором возникал образ Елены, и тогда писатель уже не мог думать о романе. И вот в один из таких дней – это был юбилей театра – Булгаков был приглашен в дорогой ресторан «Астория». Туда артисты приехали на двух автомобилях. Это было высокое угловое здание, освещенное вдоль улицы желтыми фонарями. Сняв свои пальто, они направились в зал. Но в фойе он заметил Елену, сидевшую на диване с двумя нарядными женщинами, а их мужья, в военных формах, стояли рядом и беседовали. Они кого-то ждали, должно быть, свое начальство, и не осмеливались войти без него. С лица Елены, когда она заметила его, сошла улыбка, и глаза стали печальными. Михаил сделал ей легкий поклон и скрылся в зале с коллегами. Теперь он думал только о ней и водил глазами по залу, желая знать, за каким столиком она сидит, однако не заметил – возможно, Елена сидела где-то за его спиной. Михаилу очень хотелось увидеть ее и хоть немного поговорить с ней, ведь он ужасно скучал. Нервничая, он вышел курить в фойе, а затем решил и вовсе покинуть ресторан, не желая мучить себя. И вдруг увидел Елену, которая вышла из зала и шла прямо к нему. От радости голубые глаза Михаила стали светиться. Но ее лицо осталось серьезным, и она твердо заявила ему в лицо: