Книга Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма, страница 31 – Лика Семенова

Незнакомец лежал на низкой грубо сколоченной кровати. Его руки над головой удерживали массивные деревянные колодки. Глаза закрыты, зубы сжимали обструганную палочку. Невозможно было понять, в себе ли он. Но происходило что-то… непостижимое и пугающее. Голова запрокинута, лицо наливалось уже знакомым голубым светом, который будто расползался по шее, спускался на гладкую грудь, видневшуюся в вороте разорванной сорочки. Белая ткань сейчас была мокрой и желто-зеленой в свете горящих свечей. Вероятно, Чиро пролил отвар.

Сердце пропустило удар. Незнакомец велел мне никуда не лезть. Но ведь я уже здесь. И я все увидела. Как любит говорить иногда Пилар: обратно не развидеть! А раз не развидеть, я могу хоть немного помочь. Слуга искалечен из-за меня. Я повернулась к Чиро. Тот как раз снова наливал в миску из бурлящего котла, разбавил водой. С трудом поднял со стола — и та заплясала в его руке. Содержимое расплескалось. Я поймала его перепуганный взгляд. Лицо пошло нервными пятнами, взмокло, глаза покраснели. Я буквально чувствовала его отчаяние и панику.

Я подошла и решительно забрала миску:

— Я помогу. Я и так все увидела. Чего, уж, теперь… От меня тоже может быть прок. Только покажи, что делать.

Слуга колебался, я видела яростное смятение в его глазах. Наконец, он решительно покачал головой, замычал, выражая протест, взял чашку у меня из рук. Поставил на стол и вновь принялся наливать. Но забрать я ему не позволила. Подхватила сама и решительно направилась в комнату:

— Показывай, что делать! Вдвоем у нас получится лучше.

Бедняга Чиро лишь мычал у меня за спиной, но я не обращала внимания. Проснулась какая-то азартная решимость.

Работы я не боялась. Да и не считала ее ниже своего достоинства, как сестрица Финея. Нянька правильно говорила: хоть я девица и благородная, с именем, но все должна уметь сама. Потому что никто не знает, как жизнь сложится, да какой муж достанется. Чтобы вести хозяйство, нужно знать все изнутри, чтобы слуги не обманывали. И самой руками почувствовать, и не брезговать. А когда Пилар болела — я с малолетства сама за ней ухаживала.

Я поставила чашку на табурет у кровати. Чиро, тут же, замахал на меня руками, чтобы уходила. Но усердствовал совсем недолго. Видимо, мы теряли время. Он кинулся к табурету, подхватил большую губку, смочил в желто-зеленом отваре и принялся обтирать своего господина. Там, где на коже проступало это голубое свечение. И оно на время затухало, а над губкой поднимались тенета сизого тающего дымка. Но все это надо было делать снова и снова. И менять чашку, как только отвар начинал терять цвет.

Рука Чиро дрожала. Я размотала свои бинты, забрала у него губку:

— Я все поняла — гасить этот свет.

Тот снова замычал, замотал головой, выражая протест, махал над чашкой, запрещая.

Я не обращала внимания. Села на край кровати.

— А ты возьми вторую чашку. Наливай, а когда надо поменять, чем-нибудь стучи — и я ее заберу. Так мы не будем терять время, и отвар все время будет свежим.

Слуга сдался и вышел за дверь.

Я смочила губку и только теперь поняла, почему Чиро запрещал — кожу ощутимо драло, будто крапивой. Но никаких следов не оставалось. Я сцепила зубы, сцеживая выдох. Ничего, нужно просто немного потерпеть. Это не самое страшное.