Книга Обсидиановое сердце. Механическое сердце, страница 132 – Елена Михалёва

Атран Ратенхайт захохотал. Громко. Вызывающе. С нотками торжества.

– Ты выжила из ума от страха? Хочешь занять место в склепе, мое солнце? – с издевкой спросил он. – Я помогу тебе это устроить.

Но Гвин не слушала его. Она продолжала бороться с темными чарами, что дурманили разум и рассеивали сознание, не давая погрузиться в транс достаточно глубоко.

Адептка напрягла все силы, так, что кровь застучала в висках. Призвала на помощь все накопленные знания за годы обучения чародейству. А еще неистовое упрямство, которым славилось семейство Гарана.

Глаза чародейки побелели сильнее, наливаясь густым молочным светом.

Без применения магических формул и сложных заклятий она лишь отдала короткий приказ. Велела подчиниться.

И разноцветная паутина вокруг нее стала целостной, сотканной из золота. Не было больше разнообразия энергий. Осталась лишь одна, что объединяла все прочие нити в нерушимую сеть, – сила импери.

А потом Гвин почувствовала, как кто-то положил ей руку на правое плечо. Она снова оглянулась, но тени позади больше не было. Там стояла Ашада Норлан, улыбчивая и прекрасная ведьма-импери с непокорным нравом. А за ней толпились и другие фигуры, сотканные из золотой пыли, – поколения и поколения рода Хагморов. Они были повсюду. Их кровь веками вбирала в себя мощь Нордвуда. И веками возвращалась в его землю. Снова и снова, бесконечным циклом. Брать, чтобы отдавать, не наоборот. Использовать, чтобы оберегать. Они были с Гвин, от первого до последнего человека. Она сама в тот миг сделалась Хагмор. Королевой, что с любовью оберегала Нордвуд. А Нордвуд со всей страстью оберегал свою королеву.

Сила потекла сквозь Гвин золотым потоком, что укрепился внизу ее живота и заливал тело до последней жилки.

Энергия импери неудержимой горной рекой хлынула и смела хлипкую плотину, что воздвиг дурман носферата.

Теперь эту энергию нужно было направить одним возможным способом: раствориться в ней самой.

Гвинейн сосредоточилась и вошла в транс глубже, стремительно соскальзывая в спасительный окулус.

Она отвлеклась. Потеряла бдительность. И этого хватило, чтобы Атран Ратенхайт вмиг оказался рядом.

И вонзил зубы Гвин в шею.

Горячая кровь брызнула в рот. Жажда, которую испытывал носферат, была настолько жгучей, а предвкушение – настолько нестерпимым, что он низко зарычал от удовольствия. Вампирская скверна разъедающим ядом проникла под кожу.

В тот же миг Атран с криком отпрянул прочь. Оттолкнул от себя ту, кого он желал долгие годы до боли. Зашипел, не понимая, что происходит с ним, начал плеваться. Вместо теплой солоноватой крови носферат получил расплавленный ад, который пылал не только на языке. Он потек внутрь, выжигая внутренности.

Лорд Ратенхайт пытался исторгнуть проглоченную субстанцию, но она распирала и горела, будто живая, вытесняя все, включая воздух из легких.

Носферат стал задыхаться. Со свистом попытался вдохнуть через нос и не смог.

Его единственный глаз от натуги налился кровью и с ужасом распахнулся.

Атран неестественно широко раскрыл челюсти – то ли пытался дышать, то ли хотел вызвать рвоту. Но не смог сделать ни того ни другого – рот носферата оказался полон золотой паутины, густой и вязкой.

Вместе с тем в пещеру вернулся свет, золотой, мягкий. Он пульсировал живым сердцебиением вокруг женщины с ярко-алыми волосами, будто пара сердец стучала в такт. Этот свет любил и лелеял ту, чье лицо сделалось жестоким и даже злым.