Книга Выброшенная жена для генерала дракона, страница 89 – Кристина Юраш

Лорд Арвейн был сильнее меня. Но я почувствовала, как внутри просыпается чудовище. Нет, не дракон. Просто чудовище, для которого не существует правил, милосердия, доброты.

И это чудовище придало мне сил.

Вот для чего оно нужно!

Чтобы прийти на помощь в тот момент, когда всё потеряно.

Надо будет сказать Гарту и Асу…

Что чудовище — это последний шанс!

Он не враг!

Он друг!

Лучший и последний!

Мы стояли с лордом Арвейном лицом к лицу, дыша одним и тем же воздухом, пропитанным ненавистью и отчаянием. Его лицо побагровело. Вены на шее вздулись, как корни старого дерева.

— Ты знаешь, что я с тобой за это сделаю, паскуда? — слышался полный ярости голос старика. — Ты сдохнешь замурованной в подвале! И даже если ты на брюхе поползешь за мной и будешь целовать мои сапоги, я всё равно тебя не прощу!

Он тянул, рвал, пытался ударить меня локтем, но я не отпускала. Мои пальцы горели от напряжения, но внутри меня горело что-то большее — огонь, который он не мог потушить.

И я держала эту трость крепче, чем когда-либо держала что-либо в жизни.

Он рванул, а я чуть не выпустила трость из рук.

Нет, удержала.

Я собралась с силами и рванула сама.

Трость вырвалась из его рук.

Я отшатнулась, держа её в руках, как трофей. Как символ его поражения.

— Ты… ничтожество! — прохрипел с кашлем лорд Арвейн. — Ты — пыль! Ты — долг! Ты — ничего!

— Я — Эглантина! — вырвалось у меня, и в этом имени прозвучала вся моя суть. — И ты не имеешь права со мной так обращаться! Я не позволю!

Я посмотрела на камин, потом на лицо лорда.

Трость упала в огонь с глухим шипением. Набалдашник в виде волчьей пасти застыл на мгновение, будто в последний раз оскалился, а потом пламя обвило его, как месть.

Лорд Арвейн замер. Его глаза расширились от ярости и… чего-то ещё. Чего-то, что я не могла прочесть.

— Ты… — выдохнул он, делая шаг к камину. — Это фамильная трость, мерзавка! Слуги! Быстро сюда! Избить ее до полусмерти!

Я бросилась к двери и тут же закрыла ее изнутри, слыша приближающийся топот.

Тем временем старик протянул руку, будто хотел вытащить трость из огня, как вытаскивают последнюю нить власти из пепла.

Но вдруг его лицо исказилось. Он схватился за грудь. Пальцы впились в ткань жилета так, что костяшки побелели.

— А-а-а… — вырвался хриплый стон.

Он пошатнулся. Колени подкосились. Он упал на одно колено, всё ещё глядя округлившимися, полными ужаса глазами на огонь, в котором погибал его символ власти.

— Капли… — прохрипел он.

Я стояла. Не двигалась. Не бежала. Не звала на помощь.

Я просто смотрела, слушая лихорадочное биение своего сердца.

Потому что впервые за всю свою жизнь я поняла: я не обязана спасать того, кто пытался убить меня.

Пусть горит. Пусть задыхается. Пусть узнает, каково это — быть бессильным.

Он поднял на меня глаза. В них не было ни злобы, ни угрозы. Только страх. Первобытный, животный страх смерти.

— Помоги… — прошептал он.

Я шагнула ближе. Встала над ним. Как он когда-то стоял надо мной.

— Хватит притворяться! Ты притворяешься, — сказала я. — Как в ту ночь. Когда я только пришла. Ты притворился, что у тебя сердце. Чтобы сломать меня.

Он задрожал, пытаясь что-то сказать, но слова застряли в горле.

— Я не твоя жена, — повторила я. — И не твоя служанка. Я — не твоя долговая расписка. Я — человек. И я не обязана спасать того, кто пытался уничтожить меня.