Книга Путь кочевника, страница 21 – Владимир Кривоногов

— Когда предстанешь перед Богами, — тихо проговорила Лютерия, прощаясь, — расскажи им о нас.

Кан кивнул.

— Мы сполна заплатили за грехи, — Лютерия опустила полный боли взгляд.

Странник расстелил походный плед, лег на спину и уже начал проваливаться в сон, когда Юна осторожно, словно боязливый зверек, пробралась к нему и прижалась сбоку. Кан обнял ее тяжелой рукой, снова ощутив необъяснимое, щемящее душу чувство, будто сбылось нечто, о чем он когда-то давно мечтал, но забыл — о чем. Ему хотелось заботиться об этой девочке, оберегать ее, как собственную дочь.

Юна свернулась клубочком и быстро засопела. Кан же долго лежал без сна. Он не хотел, чтобы пропало это новое ощущение — одно неверное движение может разрушить магию и видение исчезнет, словно дымка тумана на рассвете.

Когда Кан, наконец, уснул, на окраине Бутылочного Горлышка к заброшенным пещерам скользнула маленькая сгорбленная тень. Она спряталась в пещере, затаилась, боясь вздохнуть и потревожить спокойный, но чуткий сон странника.

Спал Кан недолго. С первыми проблесками зари он поднялся и стал собираться в путь. Утро выдалось прохладным. Кан осторожно укрыл спящую Юну пледом из шерсти. Он старался не шуметь, хотел уйти тихо, не доставляя хлопот Лютерии и остальным, но, когда пришло время будить Юну, из своего жилища показалась маленькая женщина. Она сонливо потянулась, бросила короткий взгляд на небо, словно сверяясь с часами, и засеменила к страннику.

— Уже собрался, — говорила Лютерия в полный голос, но так, чтобы не потревожить спящих соплеменников. — Идем, я покормлю тебя завтраком.

Кан хотел отказаться, но тут ощутил тепло маленькой ладошки. Это проснулась Юна. Она потирала глаза кулачком, держа Кана за руку. Сейчас она выглядела такой маленькой и беззащитной, что странник не решился оставить ее одну.

Лютерия быстро разожгла небольшую печь у своего дома, достала вчерашнее мясо в глиняном горшочке и разогрела на плите. Она усадила Юну и Кана на приземистую скамейку, подала им только что вскипевший чай с ягодами, лепешку и тарелки. Спустя минуту на них поблескивало мясное варево, источая в свежем воздухе чудесные ароматы.

Ели молча. Юна с каждой ложкой просыпалась все сильней. На щеках появился румянец, а в глазах знакомый проницательный блеск. Словно там, за этими озерами, пробуждалась новая галактика, поблескивая мириадами звезд.

— Я должен идти, — тихо произнес Кан, закончив с завтраком.

— Я знаю, — просто ответила Лютерия.

— Спасибо тебе за все. Я никогда не забуду Бутылочное Горлышко и всех вас.

Лютерия благодарно кивнула, чуть сощурившись. Она подошла и раскинула руки для объятий. Кану пришлось встать на одно колено, чтобы обнять женщину. От нее пахло землей и костром. Странник глубже вдохнул этот запах, задержал на мгновение, чтобы запомнить, и отпустил Лютерию. Ее глаза увлажнились и заблестели.

— Постой, я сейчас, — она исчезла за плотной, заскорузлой занавеской, отсекающей жилище от улицы.

— Юна, — Кан повернулся к девочке. Он не знал, что хочет сказать, и надо ли вообще что-то говорить. Ему просто хотелось, чтобы его голова на секунду раскрылась, и Юна сама увидела все, что невозможно выразить словами. — Юна…

— Береги себя, странник, — заботливо и совсем по-взрослому произнесла девочка, а затем подошла и обняла Кана, прижавшись ухом к солнечному сплетению. — Береги себя.