Книга Зеленая истинная генерала дроу, страница 47 – Анна Жнец

— Я могу сделать магическую бомбу, — с откровенной гордостью заявила истеричка Харьян. В боях она никогда не участвовала, была слишком труслива для этого, зато заговаривала для отряда артефакты, в том числе превращала обычные мелкие камешки в грозное оружие. — Давайте разнесем к демонам эти обломки, что мешают нам пройти дальше!

— От взрыва жди новых оползней, — возразила Азьярш. — Нас всех завалит.

— Тогда давайте…

Я больше не слушала их обсуждений. Меня трясло. На ватных ногах я подошла к большому одинокому камню, где раньше сидела Зьярх, и рухнула на него без сил.

На плечо легла ладонь Дракха.

— Ты в порядке?

Я мотнула головой. Нет. Не в порядке! Совсем не в порядке. Внезапно привычный мир затрещал по швам и начал расползаться, как листок бумаги, брошенный в воду. Меня охватило стойкое ощущение, что всю свою жизнь я шла куда-то не туда, не в том направлении.

__

Воронник* — растение, из листьев которого получают черную краску.

Я вспомнила свою покойную маму. Каждый вечер она готовила ужин к приходу мужа и роняла слезы в котел. Стоя у очага, она мешала мясное рагу деревянной ложкой с длиннющей ручкой и плакала без единого звука — только плечи вздрагивали.

Она не хотела, чтобы я слышала ее всхлипы. Пряча слезы, она поворачивалась ко мне спиной и молча, в одиночестве глотала свое тихое горе. Вечер за вечером. Год за годом. И хотя я не видела ее слез и не слышала ее плача, обмануть меня у мамы не получалось. Вся ее фигура, сгорбленная над шитьем или у котла с едой, казалась средоточием невыносимых страданий.

Скорбные складки у губ, ранняя седина, тонкая до прозрачности кожа, натянутая на кости и облепившая вены. Мама никогда не улыбалась, всегда выглядела так, будто вот-вот сломается пополам под грузом своей женской доли. Я смотрела на нее, и чудилось мне, что на шее у нее гигантский камень, который давит на грудь, пригибает маму к земле, оттого ей тяжело переставлять ноги, ворочать языком и даже поднести ложку супа ко рту — непосильная задача. Мама и моргала не так, как другие: медленно, словно ее веки — это гранитные плиты и поднимать их очень трудно.

Да, она выглядела так, будто вот-вот сломается пополам, и однажды это произошло. Она сломалась. Темной засушливой ночью покинула этот мир — истекла женской кровью.

Утром, когда тело матери, накрытое простыней, выносили из дома, отец опустился передо мной, пятилетней, на корточки и холодно заявил: «Дъярхан умерла, потому что ее хилое, никчемное тело не смогло разродиться». Я тогда не знала, что такое «разродиться», но на всю жизнь усвоила: нельзя быть тоненькой и хрупкой, как моя несчастная мамочка, это может закончиться очень плохо. Мысль занозой засела в голове на долгие годы. Поселилась глубоко в подсознании и вела меня по жизненному пути. Отринуть свою человеческую природу. Стать настоящей орчанкой. Не повторить судьбу матери.

Я не она. Я не она. У меня все будет иначе.

Кстати, на самом деле мою маму звали не Дъярхан. Это орочье имя дал ей супруг после свадьбы, а ее старое, человеческое, то, которое она получила при рождении, заставил забыть. Даже я не знала его. Маме строго-настрого запретили вспоминать прошлое.

«Ты теперь Дъярхан! Дьярхан! Поняла?»

В восемнадцать лет я подслушала разговор знахарки и еще одной женщины. Приглушенным шепотом они обсуждали ту ночь — говорили, что моя мать не была на сносях и погибла от того, что супруг не щадил ее в постели.