Книга Клевые, страница 47 – Эльмира Нетесова

— Да кто ж мы друг без друга? Сироты, одиночки! Вместе — уже семья! — вспомнились слова Петра Ивановича о прощеньи, и словно камень с души слетел, исчезла тяжесть.

— Я звал тебя! Даже во сне! И ты услышала! Спасибо, что не отказалась от меня! — не отпускал руку человек.

— Я с тобой буду до самого выздоровления! — решилась Оксана.

— Не надо! Меня присматривают врачи. А вылечила ты! Если сможешь, навещай иногда! — попросил тихо.

— Пора прощаться! — услышала Оксана за спиной голос медсестры. И, наклонившись, поцеловала отца. Заметила, как у того в глазах сверкнули слезы.

— Спасибо, дочка! — услышала тихое.

Оксана, выйдя из больницы, поехала домой.

Весь день протирала пыль, мыла окна, полы, двери, чистила мебель. Проветривала квартиру, стирала, возвращая квартире былое, семейное тепло и уют, изгоняя, вытряхивая запахи чужих духов, пудры, кремов.

Она расставила мебель на прежние места, достала из кладовки запылившийся портрет матери. Протерла его и поставила на стол.

До глубокой ночи не присела, пока усталость не свалила окончательно, и Оксанка уснула в отцовском кресле.

Ранним утром ее разбудил телефонный звонок.

— Доброе утро, зазноба! — услышала знакомый голос, частый смешок. — Как настроенье?

— Погоди, дай окончательно проснусь! — огляделась Оксана вокруг и довольно улыбнулась в душе, словно вернулась в беззаботную пору юности. Вот только одна пока…

— Все в порядке! Я вернулась домой!

— Знаю! Со счастливым возвращением, Оксана! Будь счастлива!

— отчего-то медлил Петр Иванович. И вдруг спросил: — Чего же в гости не зовешь?

Оксанка растерялась.

— Мне ненадолго увидеться нужно!

— Тогда жду! — рассказала, как быстрее и легче подъехать к ней. Ждала не волнуясь, догадываясь. Видимо, предложенье хочет ей сделать.

Петр Иванович приехал вскоре.

Он неторопливо пил кофе, хвалил Оксанкин вкус и растороп

ность. О причине прихода говорить не спешил. Баба поняла его медлительность по-своему.

— Боится на отказ нарваться, хочет исподволь выведать, как к такому отнесусь? Вот чудак! Чуть приду в себя, поставлю отца на ноги и, конечно, с радостью! Мне тебя проверять не стоит. Давно знакомы.

— Ксюш, я не знаю, как сказать тебе, с чего начать? — волновался Петр Иванович.

Баба улыбалась. Обычное начало перед вопросом: хочешь стать моей женой?

Баба улыбалась. Человек мерил комнату взволнованными шагами, женщина смотрела на него с удивлением:

— Да что с тобой?

— Не со мной! Скажи, кем ты представляешь меня в своем будущем?

— Началось! — решила Оксанка. И ответила, не задумываясь:

— Тут не мое слово, за вами решение!

— Ты не совсем верно поняла меня! Я хочу остаться другом тебе! Навсегда!

— Конечно! Вот только отец поправится, — выдала себя Оксана.

— Девочка моя! — подошел вплотную, обнял Оксанку, подвел к креслу, усадив в него, сказал тихо: — Твой отец умер сегодня ночью…

— Я вчера была у него! Мы говорили с ним! Не может быть! Это ошибка? — не поверила Оксана.

— Успокойся! Я не ошибаюсь. Он у меня — в морге!

У Оксанки началась истерика. Она долго кричала, плакала, проклиная себя за все разом, виня саму себя в смерти отца.

— Тихо, Ксюша! Угомонись! Не только горе, случается, радость убивает жизнь. Не выдержало сердце. Он будто ждал твоего прощения, чтобы уйти с легкой душой, без греха и тяжести.

— Он не мог умереть! Он знал, что я жду его! Мы договорились жить, как прежде, как раньше — при маме…

— Взрослей, заноза! Крепись! И больше не медли с примирениями. Все делай вовремя. И хватит реветь! — тряхнул бабу за плечи.

— Может, это ошибка? Ведь ты не знал моего отца! — все еще тлела робкая надежда.

— Неужели ты думаешь, что я рискнул бы прийти, не убедившись? Вот его паспорт! А вот его офицерское удостоверение. Это я просил врачей не звонить тебе. Сказал, что сам сообщу. Они промолчали не случайно. Я о том узнал еще ночью.

Оксанка съежилась, ее трясло.

— Не уходите, Петя! Мне страшно одной! Я думала, что у меня семья будет! Но и отец ушел! И я опять одна! За что?! — плакала женщина от отчаянья и горя.

— Ты не одна! Я покуда живой! Собирайся! Надо оформить все документы и похоронить человека! — предложил врач.

Петр Иванович оставил Оксану у себя дома. Вместе с Юрием получил все справки для похорон. Когда все было готово, в морг пришли сослуживцы покойного. По их просьбе гроб с телом перевезли в Дом офицеров и решили устроить похороны с соответствующими почестями.

Оксана едва держалась на ногах. Вокруг суетились люди, соболезновали, о чем-то спрашивали, что-то советовали. Она смотрела на них потерянно. Молчала… И, если бы не Петр и Юрий, вряд ли выдержала Оксана внезапное потрясение.

Сотрудник горотдела милиции пришел сюда по просьбе Петра Ивановича.

Он увел Оксану на лоджию, подальше от похоронных церемоний и велел держать себя в руках.

— Ты, едрена мать, не кисни, не гробь себя на корню, не теряй товарный вид. Иначе от тебя твой потрошитель откажется. Папаню уже не воротишь! А сама глянь на кого похожа стала? Будто у меня в бухарнике без баланды целый год канала не сравши. Если я теперь тебя нашим алкашам покажу, они до конца жизни будут верить, что мертвецы у нас в ханыжнике дышат! Глянь на себя! Ни один пердун старый к тебе "на вальс" не приклеится! А ну! Подбери сопли и слюни! Собери все свои запчасти! Держись, как выродок солдатский! Чтоб отец в гробу за тебя не краснел! Человека с почестями провожают, а не сыростью на гробе. Ему не слезы, не вой, память добрая дорога! И чем дольше сохранишь ее, тем лучше! Поняла, девонька?! — шутил и отчитывал бабу одновременно. — Тебе на работу надо устроиться как можно скорее! Уходи из притона! Не позорься.

— Искала! И не нашла! Где найду теперь? Сейчас еще хуже стало!

— Я найду! И в институт свой вернешься! Договорился с ректором! Через неделю, чуть освоишься, скачи на свой факультет. Но… Смотри мне! Чтоб все чин-чинарем было! Без распутства и буханий! Иначе я с тобой разберусь! Я за тебя поручился! Потрошитель просил! Нас лажанешь, больше никто тебе не поможет! Откинешься и закопать на погосте станет некому! Доперла, бабочка!

Оксанка едва заметно кивнула.

После похорон и коротких поминок баба осталась одна в опустевшей квартире. Пока все убрала, занималась делом, была спокойна. А под утро, управившись, снова расклеилась.

Оксанка, сама того не зная, стала бояться одиночества. Она отвыкла от него. И теперь терялась, глохла от тишины, пустоты. Утром баба решила съездить к Тоньке, забрать свои вещи. Теперь ей не нужен был чужой дом.