Книга Развод. Не прощу за, страница 40 – Екатерина Гераскина

— Ты дракон! — я метнула в него взгляд, полный презрения. — И пачками рубишь таких тварей на фронте! А тут лишь трое!

— Кьяра, я тут уже два дня. И у меня нет дракона, — хрипло произнёс он.

— Как?! — я ахнула. — А где же он?

— Не знаю. Тут я чувствую себя человеком.

— А если он не вернётся?

— Значит, такая цена.

— Цена чего? И что ты тут делаешь?!

— Я искал сына, — спокойно, но тяжело сказал он.

— О-о-ох… — вырвалось у меня. — Арагон…

Вся злость испарилась. Горе овладело мною. А ведь не только я потеряла, сына, он тоже. Я теперь механически передвигала ноги за ним.

— Он жив? — дрожащим голосом спросила я, стараясь на ходу заглянуть в его суровое лицо.

— Не знаю. Но, как ты сказала, я в курсе некоторых дел на западном фронте. Тех бесчинств, что эти ублюдки тут устраивали. И у меня есть предположения, что сын мог выжить.

— И ты не сказал мне?!

— Тише, Кьяра, — он остановился в десятке шагов от портала. Положил тяжёлую ладонь мне на плечо. — Пустая надежда хуже всего. Этот мир опасен. Твари лезут отовсюду. Выжить — очень мало шансов. А если сын был ранен, то почти невозможно. Не рассчитывай на лучшее, Кьяра. Я не хочу, чтобы это убило тебя.

Он дёрнул меня на себя крепко, так что в груди хрустнули рёбра, и снова обнял. Его ладонь сомкнулась на затылке, пальцы вплелись в мои волосы, и в этот миг я почувствовала, как он вдохнул их запах — так жадно, будто хотел запомнить каждую «ноту».

Мы замерли, застыли посреди этого чужого, мёртвого мира, объятые не любовью даже — нет, чем-то большим, чем-то страшным и связывающим нас намертво.

Мы были объединены общей бедой, общей болью, общей потерей, которая давила на плечи тяжестью в тысячу миров.

Я закрыла глаза и вцепилась в него, как утопающая в единственный спасательный круг.

В тот момент не существовало ни ненависти, ни предательства, ни обид — была только хрупкая, безумная надежда, что, если мы держимся друг за друга, нас не уничтожит даже сама Бездна.

— Ты так вкусно пахнешь, — прошептал он.

— А ты не пахнешь. — я всхлипнула. — Как же ты будешь без дракона?

Боги!

Какую же цену Арагон заплатил, только ради крошечной надежды, что наш сын жив. Его жертва была чудовищна, огромна, больше, чем я могла себе представить.

Я только сейчас стала это осознавать.

Арагон тоже в горе, он тоже разорван изнутри, и боль его не меньше моей.

Он готов был рискнуть всем ради Алекса.

Всем!

Даже потерять свою силу, своего зверя, с которым был един всю жизнь.

Свою суть, оставить другого ребенка без отца — лишь бы проверить, лишь бы не упустить ни единого шанса.

А ведь для двуипостасного это хуже смерти. Для оборотного потерять зверя — всё равно что вырвать сердце наполовину, расколоть душу на осколки.

Это как остаться без ноги, без крыла, смотреть на небо и знать, что никогда больше не поднимешься туда, куда рвёшься всей сутью.

Лишиться магии, силы, той половины, что делает тебя драконом, воином, самим собой.

И он сознательно пошёл на это.

Он сам принял эту жертву — добровольно, без колебаний, без попытки отступить.

Ограничил свои возможности, обрубил часть себя даже не ради того, чтобы вырвать сына из когтей смерти, нет, а ради одной лишь надежды на это.

Я вжималась в его грудь, и сердце сжималось так, что хотелось завыть.

Он готов на всё. Даже на то, что для дракона хуже смерти.