Книга Развод. Не прощу за, страница 103 – Екатерина Гераскина

Я — на него.

— Я тебя поймал, — хрипло сказал он.

А потом накрыл мои губы поцелуем.

Грубым, требовательным, голодным.

Я прикусила его губу, он зарычал и отстранился, смеясь тихо, низко.

— Я люблю тебя, Кьяра, — сказал он.

— А я тебя — нет, — ответила я, но улыбка всё равно скользнула по губам.

Он снова засмеялся, глухо, хрипло:

— Я чувствую, что любишь. Прости меня, дорогая… я научусь быть обычным. Жить обычной жизнью. Научусь быть твоим мужем. Научусь не разочаровывать. Потом. Когда всё закончится.

— Замолчи, дракон, — прошептала я. — У нас есть только эта ночь. Что будет дальше — мы пока не знаем. И твоя жизнь теперь связана с моей.

— Знаю. Чувствую. И нисколько об этом не жалею, — сказал он.

— Знаю. Чувствую, — повторила я.

Мир вокруг замер.

А наутро мы пытались незаметно пробраться обратно в поместье.

Арагон прикладывал все свои навыки военного, обходя собственные же расставленные патрули воинов. Шёл сосредоточенно, как будто на разведке, а я едва сдерживала смех.

Мне было просто смешно.

До слёз.

Каждый раз, когда он оглядывался, я пыталась изобразить серьёзность, но стоило ему сделать шаг и у меня снова дёргались плечи.

Арагон «сердито» порыкивал, чтобы я молчала, но сам едва не усмехался.

Время от времени я старалась ему помогать, хотя скорее мешала. Он всё время отвлекался на меня. Я была вся в его укусах, а он весь в моих царапинах. Он был в одних шёлковых брюках, а на мне осталась только длинная ночная рубашка на тонких бретельках и с неприлично высоким разрезом на ноге.

Вот такие — герцог и герцогиня.

Кто бы увидел нас сейчас — не узнал бы.

И всё же, зная воинов Арагона и их преданность, я почти не сомневалась: если бы кто-то нас заметил, они бы просто, не говоря ни слова, создали бы живой коридор и остались стоять спиной, чтобы не смущать нас.

Но мы старались быть незаметными.

Тихо ступали по влажной земле, крались вдоль стены, прячась за выступами и колоннами.

Рассвет подсвечивала мрамор двора, делая всё вокруг до неприличия ярким.

Герцог и герцогиня, возвращающиеся на рассвете, — зрелище, пожалуй, не для глаз подчинённых.

Последний раз мы так смеялись и дурачились двадцать шесть лет назад, тогда, когда он пробирался ко мне в общежитие через окно. Мы убегали в обход всем запретам, гуляли по академическому парку, прячась от фонарей и стражи.

Ректор ловил нас, сердился, наказывал Арагона.

Но он всё равно, отсидев наказание, снова забирался ко мне в общежитие.

Воспоминание это накрыло нас обоих мягкой волной, пока мы, крадучись, шли по заднему двору. Мы вошли в дом через чёрный ход, стараясь ступать тише, но стоило нам выйти в коридоре второго этажа, как я замерла.

У стены стоял Алекс.

Он скрестил руки на груди и, подняв бровь, спокойно произнёс:

— Вот вы где.

Арагон повернулся ко мне и почти беззвучно шепнул:

— Ты же сказала, что нас никто не заметит. Твоя магия дала сбой?

Я усмехнулась, не удержалась:

— Твои утренние навыки военного, генерал, дали осечку. Нас засекли.

Он хмыкнул.

Алекс, стоявший у стены, чуть прищурился, в уголке губ мелькнула знакомая улыбка:

— Я просто вижу твою силу, мам. И об этом я бы тоже хотел поговорить.

Арагон и я переглянулись — и оба рассмеялись.

Смех разлетелся по коридору, словно возвращая в дом жизнь.

Алекс дождался, пока мы успокоимся, и спокойно спросил: