Книга Северный ветер, страница 70 – Александрия Уорвик

– Духи погружаются в реки, – говорит король, – на ранней стадии перехода. Там они раскрывают, кем были при жизни, и смиряются со смертью. Дух волен пребывать в Лез столько, сколько нужно. Это убежище, где им еще не грозит Суд. Когда они готовы перейти в место последнего упокоения, они выходят навстречу дню своего Великого суда.

– И что же эти духи могут поведать?

– Они мертвы, – сухо произносит король. – Почему их слова должны иметь значение? Я сужу, кем они были, по их поступкам.

И вот так, на раз-два, немногое тепло, которое я ощутила к Королю стужи, исчезает. Не думаю, что когда-либо встречала того, кто способен так основательно и легко вывести меня из себя.

Устраиваюсь в подушках поудобнее, прикрыв глаза.

– Может, для тебя они и не имеют значения, – говорю я, – ты-то живешь вечно, но для них это важно, говорить о своей жизни и опыте.

– Мой долг – не утешать, – кратко бросает король, стискивая подлокотники. – Они делали выбор и с этим выбором умерли. И потому за какую бы вину или сожаление они ни цеплялись, утешать их – не моя прерогатива. Мой долг – пропустить их в посмертие. Вынести приговор, как им предстоит провести вечность. Не более.

В вечности время не важно. Год всегда сменится годом, и еще, и еще. Но у смертных жизнь выстраивается кирпичик за кирпичиком из мельчайших вещей. Зажженная свеча. Тканое одеяло. Рука, что сжимает твою, или сладкий аромат духов, наполняющий комнату, дразнящий нос. Страх смерти очень велик. Не хотелось бы думать, что Северный ветер не пытается утешить, отнестись с состраданием к тем, кто вступает в новый этап.

Тихо, насмешливо хмыкаю, чем привлекаю внимание короля – он легонько склоняет голову. Взгляд его по-прежнему блуждает.

– Что?

– Ничего.

– Я же вижу, что нет.

Да один хрен.

– Тебе не интересно, что я хочу сказать, так какая разница, что я там думаю?

Мгновение тишины.

– А если мне интересно, что ты хочешь сказать? – Король едва не запинается. Едва.

И я настолько удивлена, что даже отвечаю:

– Разве это так трудно – протянуть руку тем, кто переходит на ту сторону? В положении, если бы твоя жизнь подошла к концу и ты не знал, что ждет дальше, разве тебе не хотелось бы утешения?

На мгновение король встречается со мной взглядом. Таким пронзительным, властным, что мне кажется, будто я осталась перед ним обнаженной. Свет, тьма, нечто между ними. Это не глаза того, кто ничто не чувствует. Это глаза того, кто испытывал невообразимую боль.

И я задаюсь вопросом. Познал ли Король стужи однажды утешение – или это понятие для него полностью чуждо?

Мой былой гнев стихает до медленного кипения.

– Тебя же самого утешали, – шепчу я, – правда?

Король вскакивает так резко и яростно, что опрокидывает кресло набок. Мышцы сокращаются, будто он вот-вот выскочит из комнаты, но его ноги остаются прикованы к цветастому ковру.

– Расскажи, что произошло в Невмоворе.

Обычно я бы пропустила его требования мимо ушей. Но я устала. Мне кажется, что в хрупком промежутке между закатом и рассветом я прожила целую жизнь. Чем скорее Король стужи меня оставит, тем скорее я смогу заснуть.

Поэтому я рассказываю. Кое-что, не все. Умалчиваю об аптечной лавке, будто ее и не существовало вовсе. Король стужи выискивает неправду, но он меня не знает. Он не утруждал себя беседами со мной, если только не был вынужден. Поэтому ему не распознать, как легко я лгу.