Книга Северный ветер, страница 204 – Александрия Уорвик

Двое солдат, спиной друг к другу, отбиваются сразу от троих. Ближе к краю еще один, верхом на лошади подскакивает к крадущемуся темняку и рассекает его от шеи до паха. Сотканная из мрака плоть лопается, кровоточит, и тварь приканчивает стрела в грудину.

Наложить древко, натянуть тетиву, выстрелить.

В голову, глаз, грудь.

И твари валятся, и валятся, и валятся.

Но появляется еще больше. Их слишком много. Едва одна растворяется, на ее место все время приходит новая. Стреляю так быстро, что звенит тетива. Четыре, шесть, десять. Твари падают и больше не поднимаются. А у меня кончаются стрелы.

Удержать Илиану на месте – целое испытание. Солдаты бьются отчаянно и упорно, однако чем больше людей мы потеряем, тем труднее будет добраться до ворот целыми.

– Бесполезно! – кричу я Палладу. – Мы их не сдержим!

– Отступаем! – командует он, приложив полусогнутую ладонь к губам. – Отступаем к цитадели!

И воздух сотрясает истеричное ржание лошадей, их табун мчит галопом по дороге, из-под копыт разлетается замерзшая грязь. В просвете между деревьями виднеется строй ушедших вперед.

Бросаю взгляд через плечо. Темняки кидаются в погоню. Им не хватает остроты зрения, но они быстры, и они легко прячутся среди мрака. Они прорываются сквозь строй, вгрызаясь в тех, кто слишком медлителен. Вот человек опрокинут на спину и съеживается перед темняком, чья искореженная спина подрагивает при каждом жутком движении.

Вонзив пятки в бока Илианы, крепче стискиваю ее бедрами, и она мчит вперед. Стрелы кончились, но есть кинжал.

Полоснув им по предплечью, я покрываю холодный блестящий металл собственной кровью, заношу руку и отправляю его в полет.

Кинжал вонзается прямо в центр груди твари. Сквозь дым проступают алые вены, и она взрывается ошметками ночи.

Мужчина смотрит на меня, уронив челюсть. Наклонившись, вздергиваю его на ноги.

– Бегом!

Мы вырываемся на поляну, и впереди наконец лежит цитадель, зубцы черного камня на фоне заснеженной горы, обещание спасения.

– Открыть ворота! – кричу я.

Армия – поток людей и лошадей. Среди хаоса кто-то, отчаянно пытаясь бежать, вдруг спотыкается. Вопит, когда тяжелое копыто опускается ему на руку. Раздается отчетливый хруст костей, и я разворачиваю Илиану, встаю вместе с ней, как огромный валун посреди реки, который огибает бурное течение.

– Паллад! – зову я и тянусь помочь несчастному подняться на ноги. – Прикажи держать строй! Я не потерплю больше смертей этой ночью!

– Держать строй! – ревет Паллад.

Позади меня со скрежетом открываются ворота. Окружающие нас темняки заходятся сухим дребезжащим шипением.

– Пошла! – шлепаю я ближайшую лошадь по крупу, и та несется к спасительному двору.

Оставшиеся в живых бросаются вперед. Слуги, затем раненые. Наконец солдаты.

Когда последний пролетает мимо меня, я направляю Илиану туда же, в ворота. И они захлопываются с оглушительным грохотом.

В стенах собирается весь Невмовор.

И царит здесь, безусловно, хаос. Двор настолько забит теми, кто ищет убежища, что не видно серых камней под ногами. Каждый крошечный клочок пространства занят непослушным ребенком, измученным мужем, что пытается успокоить семью, лошадью или козой, или шаткой тележкой, доверху набитой дорогими сердцу вещицами. Царят шум и гам. Пропитанный страхом воздух становится вязким, тяжелым, он обволакивает кожу, как масло. И солдаты, покрытые шрамами, в залитых кровью доспехах, лишь усугубляют страшное ощущение.