Книга Северный ветер, страница 176 – Александрия Уорвик

Мы бредем сквозь толпу, и Борей поясняет, какую важную роль для его общества играет земледелие, какие подношения боги предпочитают видеть на своем алтаре, как люди могут поклоняться. Я давным-давно не молилась, не оставляла подношений никакому богу – зачем, если я считаю, что они покинули мой народ.

Взгляд цепляется за торговца ближе к концу аллеи. Он расположил прилавок под парой колонн, а по его правую руку поднимаются к храму широкие каменные ступени. Торговец продает вино в бутылках. И сейчас он увлечен беседой с богиней, одетой в длинное струящееся платье. На ее плече сидит сова.

Никто не замечает наше присутствие, однако сова вдруг поворачивает голову и, не мигая, смотрит на меня поверх сложенных на спине крыльев. Ниспадающие на обнаженные плечи торговца золотистые кудри блестят на солнце. Он самозабвенно хохочет и наливает богине кубок вина.

– А это, стало быть, Винодел, – мрачно бормочет Борей. – Когда не участвует в разнузданной пирушке, обязательно сунет член в любое согласное тело. Пьяный дурак.

Отворачиваюсь – его слова непреднамеренно задели за живое. Король не имел в виду меня, но мог бы, с тем же успехом. Я оказывалась ровно в том же положении столько раз, что и не сосчитать. Мне должно быть наплевать, что думает обо мне Борей…

Он останавливает меня ладонью. Мягко сжимает мою руку и тянет, чтобы я снова оказалась к нему лицом. Каждая черточка в безупречном облике складывается в суровую маску, которой я не видела уже много дней.

– Прости, – произносит король. – Я говорил не о тебе.

– Но и ко мне это относится, – у меня горят щеки.

Он подходит ближе. Его запах, жар, дыхание обволакивают меня слишком легко и стремительно.

– В будущем придется мне быть поосторожней со словами, – понижает он голос. – Я привык говорить, не думая о других.

Гладкий лоб прорезает небольшая морщинка.

– Как бы то ни было, я не считаю тебя ни пьяницей, ни дурой.

– Спасибо, – буркаю я, принимая объяснения.

Хотя одного «прости» было уже достаточно.

– Как ты держишься?

Пожимаю плечами. Борей так и не отодвинулся. Будь я более романтичной натурой, сочла бы это попыткой меня так оберечь.

– Когда лучше, когда хуже.

Прошлая ночь выдалась особенно трудной. Я позвала Орлу, умоляла дать мне бутылку, глоток, хоть капельку. Орла сидела со мной, пока я ворочалась на пропитанных потом простынях, и с рассветом сменила их на чистые.

Отвернувшись, отправляюсь дальше по аллее сквозь толпу. Борей догоняет, легко и грациозно лавируя.

– Возможно, выпивка – не самый здоровый способ справиться с горем, – произносит он тихо, слова почти теряются в шуме и гаме, – но он куда лучше, чем я справлялся со своим.

Запинаюсь, но продолжаю шагать. Как только мы выходим с рынка, король ведет меня в сад – полный цветущих растений и безмятежности – по дорожке, спрятанной среди широкой листвы.

– О чем ты?

Борей на ходу задевает зелень кончиками пальцев. Я почти уверена, что он даже этого не замечает, ведь его глаза подернулись дымкой.

– Когда у меня отняли жену и сына, – говорит Борей, – грань между жизнью и смертью так размылась, что я перестал жить.

Мы прогуливаемся бок о бок, проходя мимо очередного фонтана.

– Думал, что раз уж я не сумел сберечь жизнь тех, кого любил, то и сам жизни, видно, не достоин.

Что-то в словах вызывает во мне всплеск тревоги. Нет, вряд ли он имеет в виду… хотя как тут еще трактовать-то?