Книга Северный ветер, страница 159 – Александрия Уорвик

– Назови свое имя.

– Нолан из Эшвинга, – хрипло шепчет мальчишка. – Милорд.

Король стужи погружается в его прошлое, и воздух снова мерцает. Несколько ударов сердца спустя король отпускает связь.

– Нолан из Эшвинга. Ты оставил старшую сестру и родителей. Верно?

Медленный, угрюмый кивок.

– Я заболел, милорд. Мама сказала, что я поправлюсь, но у нее не было денег на лекарства.

Мальчишка такой маленький, такой испуганный. И, разговаривая с ребенком, Борей смягчается. Проблеск того, кем он мог быть с покойной женой и сыном.

– Вижу, что в прошлом году ты толкнул сестру. Она украла твою игрушку, не так ли?

– Я не хотел причинить ей боль. Мама сказала извиниться, и я извинился. И разрешил сестре играть с моими игрушками. – Мальчик шмыгает носом, и у меня сжимается сердце. – Вы отправите меня в плохое место?

Король стужи откидывается на спинку трона, погруженный в раздумья. На его губах появляется невольная улыбка.

– Нет, Нолан, я не отправлю тебя в плохое место. Я отправлю тебя к другим детям, где ты сможешь играть весь день напролет. У тебя всегда будет вдосталь еды, и ты больше никогда не заболеешь. Там есть женщина, которая о тебе позаботится. Как тебе это?

Мальчик поднимает заплаканные глаза.

– А мама там будет?

– К сожалению, придется подождать. Но когда мама наконец придет, тебе будет что ей рассказать.

Убедившись, что его не наказывают, мальчик успокаивается. На пухлом личике отражается такое умиротворение, которого я еще никогда не видела. Беспрекословная вера в слово Северного ветра.

Тот поднимает руку. Вспышка – и мальчик исчезает.

Борей не сразу вызывает следующего, будто ему нужно время, чтобы унять сложные чувства, мелькающие в его глазах.

– Это было мило с твоей стороны, утешить мальчишку, – бормочу, повернувшись к Борею. Когда он не отвечает, я продолжаю: – Каково это – заглядывать в чужое прошлое?

Борей смотрит прямо перед собой не мигая. Мимолетные чувства сплетаются в более сложную картину.

– Как будто на меня обрушивается волна. Накатывают сцены и мгновения, вспыхивают образы и звуки, важнейшие мгновения жизни, и моя задача – разделить нити, просмотреть отмеренный человеку срок от начала и до конца. С детьми проще. Они несут меньший груз. Их мотивы просты, движимы чувствами, не разумом. В Невмовор я, кажется, отправил всего горстку детей, но они были постарше.

– А как насчет Бездны?

– В Бездну не отправилось еще ни одно дитя.

Открываю рот, чтобы задать больше вопросов, как вдруг кто-то стучит в двери зала.

Борей замирает, руки в черных перчатках стискивают подлокотники трона.

Тишина звенит – будто погребальный звон.

– Войдите! – подаю я голос.

Дверь скрипит, медленно-медленно открываясь. Призраки оборачиваются, желая увидеть, кому же хватило глупости прервать суд Короля стужи.

– Тиамин, сюда! – машу я служанке, чьи глаза кажутся совсем огромными за стеклами очков.

Она спешит ко мне, держа в руках небольшую накрытую тарелку. Боковым зрением замечаю, как дергается верхняя губа у Борея, как плотно сдвинуты над переносицей его брови, словно превратившись в сплошную линию. Надо, впрочем, отдать ему должное: когда Тиамин приближается, он не рычит.

Служанка приседает в реверансе, низко склонив голову.

– Леди Рен.

Бросает встревоженный взгляд на ощетинившегося короля. И, передав мне тарелку, поспешно удаляется. Борей продолжает сверлить во мне прищуром дырку.