Книга Развод по-драконьи, страница 123 – Екатерина Белова

Мне снилась совсем юная, отчаянно влюбленная в императора девочка. Взаимно влюбленная. Золотые косы, золотые глаза, радость в каждом движении, в каждой улыбке, у нее впереди была целая жизнь, и такая же жизнь росла внутри нее самой. Он еще не назвал ее императрицей, но это было так очевидно — кто, если не она? Дочь Ледяного герцога, смешливая, всеми любимая Уле не может стать просто наярой.

О том, что император проводил кастинг среди хорошеньких высокопоставленных вейр, она узнала только столкнувшись с одной из них. У них был примерно одинаковый срок беременности — девятый. И ни одно платье на свете не могло это скрыть.

— Рада видеть вас, нир Фалаш, — юная дочь из семьи Ферхе изящно склонилась в реверансе, но в каждом ее слове сквозила насмешка.

В отличии от нее, Ферхе умела играть в эту игру. Игру в предательство, игру в престол. Она не помнила, как ушла, как сумела сохранить лицо, до родов она заперлась во дворце, не желая никого видеть, даже сами роды прошли для нее, как в горячке. Потом она узнала, что они с Ферхе разрешились от беремени в один день с разницей в несколько часов. Но сын Ферхе был сильнее ее сына на одну десятую магического потенциала.

Подумать только, одна десятая превратила Уле в высокомерную Тахулу, ее сына в вечную тень юного наследника, а их жизнь в ад. Всякий раз, встречая Ферхе в коридорах главного дворца, она читала в ее глазах приговор. Ферхе убьет Тахулу, а после убьет и ее сына.

Она заперлась, запряталась в стенах своего дворца. Лишь от одного человека спрятаться она не могла, от императора. Первый год он смотрел на ее холодность сквозь пальцы, потом начал злиться, после, наконец, полюбил.

— Я должен был это сделать, такова воля отца-дракона! Выбрать сильнейшего сына, и сделать его мать императрицей, чтобы никто не смел сомневаться в его праве на престол. Ты должна понять!

— Я понимаю, — отвечала золотоволосая девочка внутри Тахулы. — Ты взял мою метку истинности и отдал ей. Ты свободен. Тебе больше ненужно приходить в мой дворец, боги не хотят, чтобы у нас родились дочери.

— Такова плата за дар! Предательство было моей платой, и я согласился, чтобы получить сильного сына!

— Тогда плати.

Дни шли, и она перестала ненавидеть его так страстно, она стала пускать его в свою спальню, и вместе проводить дни, но сердце омертвело. Тогда как сердце императора билось для нее, ее собственное застыло, сломанными часами в ту секунду, когда Ферхе склонилась перед ней в реверансе.

Я проснулась в холодном поту. Что я увидела? Прошлое или собственные фантазии? И если фантазии, то почему они так похожи на прошлое. Император действительно относился к Тахуле по-особенному, но метка… Она собственными глазами видела метку на руке императрицы. Мысль, что метку можно передать, как соль за обедом, прошлась холодком по спине.

«Нельзя, — оборвала ее улиточка. — Передать можно только сам знак, символ связи, а связь остается у тех, кому дана при рождении. Ее нельзя продать, подарить или уничтожить. Разве ты не знаешь об этом, Эль?»

Я положила руку на левое предплечье, вырисовывая пальцами императорскую азалию — символ рода Таш, уничтоженную моими собственными руками. Так странно, метки давно нет, а пальцы чувствуют ее ребристый рисунок, ощущают теплоту. От ужаса я подскочила на кровати, нашарив на столе резное зеркальце, и тут же поднесла его к плечу.