Книга Рожденная землей, страница 69 – Эбби-Линн Норр

Майлис закрыла лицо ладонями и прижалась лбом к земле. А потом раскинула перед собой руки и впилась пальцами в землю – не женщина, а олицетворение страдания. Даже искаженное от горя лицо не могло соперничать по выразительности с этим отчаянным жестом. Затем образ Майлис замерцал, и снова появились их с Кормаком силуэты – сцена пошла заново, и я смогла увидеть самое начало, которое пропустила.

Лица Кормака я не видела, но было понятно, что они разговаривают. Чем дольше они говорили, тем более расстроенной становилась Майлис – она то и дело мотала головой, уголки ее губ опустились. К моменту, когда показался всадник, она выглядела совершенно несчастной. Я пересмотрела всю сцену несколько раз; слезы текли у меня по щекам, пальцы все еще сжимали комья грязи, и я чувствовала себя полностью разбитой. Понять смысл увиденного было несложно. Кормак разбил сердце Майлис, как я и предполагала. Он буквально оставил ее в грязи – плачущую, сломленную, одинокую. Что они наговорили друг другу и какие новости привез всадник, я не знаю, но одно было ясно, как безоблачная ночь в полнолуние, – Майлис ужасно страдала. Неизвестно, сколько времени она пролежала на земле после того, как Кормак ее оставил, потому что сцена начинала воспроизводится до того, как это произошло. И все же до меня дошла очень важная часть всей этой загадочной истории.

Почему Кормак разбил сердце Майлис? Ведь его лицо светилось такой любовью в тот день, когда они поцеловались на мосту. В голову мне приходила лишь одна зацепка – имя девушки в дневнике Майлис. Кокетка Эйлин…

Когда я наконец поднялась на ноги и отряхнула руки и колени, решение было принято: вернусь в город. Надо задать еще один вопрос любезной даме из библиотеки. Видение прошлого исчезло, едва земля слетела с моих ладоней. Я вытащила на дорогу велосипед, к счастью, не сломавшийся, села на него и покатила в том же направлении, куда призрачная лошадь унесла Кормака и его спутника – обратно в Анакаллоу.

Если библиотекарь и удивилась моему скорому возвращению, то не показала этого. Вот это профессионал! Я подошла к ее столу – волосы растрепанные, руки все еще грязные от копания в земле, под ногтями чернота.

– Да, милочка? – Она окинула меня беглым взглядом. На ее лице не было ни тени осуждения, равно как и тревоги. Должно быть, когда тебе столько лет, грязных рук для беспокойства маловато.

– Я кое-что забыла уточнить, – ответила я. – Но на этот раз мне нужна картотека по свадьбам.

Хотя я была измотана физически и эмоционально, любопытство крепко держало меня на крючке. Да я и не собиралась останавливаться, когда от этого могла зависеть моя судьба.

– Понятно, – сняв свои бифокальные очки, миссис Мак-Мертри водрузила их на голову и встала из-за стола. Я последовала за ней на лестницу. – Чья свадьба вас интересует?

– Эйлин О’Салливан. Простите, это английский вариант – я не знаю, как произнести фамилию по-гэльски.

Схватившись за перила, я осознала, что у меня трясутся руки – то ли от голода, то ли от шока. Возможно, от того и другого.

Остановившись на очередной ступеньке, библиотекарь обернулась ко мне, при этом рот ее округлился.

– О’Суиллебхайн? – предположила она. – В каком году была свадьба?

Я нахмурилась, размышляя.

– В 1935-м?

– Моя дорогая, – миссис Мак-Мертри положила свою высохшую руку мне на плечо, – Эйлин О’Суиллебхайн еще жива. Из нее песок сыпется, но голова работает как надо – заткнет за пояс любого студента колледжа. Если вам нужны подробности этой истории, то лучше всего получить их из первых уст, так сказать. Она живет в доме престарелых, и он практически всегда открыт для посещений.