Книга Воин, страница 110 – Элин Пир

Магни заерзал на своем сиденье.

— Не потребовалось много мозгов, чтобы сообразить. Ты каждый день в течение месяца выбирала на завтрак одни и те же четыре блюда.

Я посмотрела ему в глаза.

— Суть в том, что ты заметил.

Мила еще не закончила и спросила Магни.

— Когда ты понял, что любишь Лауру?

Магни почесал руку.

— Это долгая история.

— Расскажи нам.

— Это нехорошая история, и только Хан и Финн знают об этом.

— Мы никому не скажем, — пообещала Мила. — Ты можешь нам доверять.

Магни глубоко вздохнул.

— Хорошо, я расскажу тебе, но предупреждаю: я могу тебе не понравиться, когда ты услышишь правду.

Мое сердце учащенно забилось от серьезности его тона. Магни позволял нам увидеть, что находится за высокой стеной, которой он себя окружил, и я боялась дышать и пропустить хоть слово из того, что он говорил.

Глава 27

Завершение эры

Магни

— Все, кто знал моего отца, боялись его. Если они не боялись, то были дураками. Он был безжалостным, сильным, властным и часто жестоким, — сказал я Миле и Лауре, которые обе лежали на кровати и смотрели на меня широко открытыми глазами.

— Я был любимым сыном своего отца, и именно благодаря ему я вырос и стал лучшим бойцом в этой стране в раннем возрасте. Мой отец был неумолим и доводил и меня, и Хана до крайности. Поскольку Хан был его первенцем, ему всегда было хуже. Я полагаю, мой отец был таким же, как все правители до него; он хотел сохранить свое наследие. Мы с Ханом жалели, что нас, сыновей, не было рядом, чтобы разделить бремя его несбыточных ожиданий.

— Воспитание наследников престола было для него первостепенной задачей, и с того момента, как нам с Ханом исполнилось восемнадцать, он был одержим идеей, чтобы мы женились и завели собственных детей.

— Хан не проявлял никакого интереса к турнирам. Возможно, это был его собственный способ взбунтоваться, но он заплатил высокую цену. Наш отец делал все, чтобы оказать на него давление, обвинял его в гомосексуализме и унижал при любой возможности.

— Для меня все было ненамного лучше, но мы оба выдерживали его давление, пока мне не исполнилось двадцать три, а Хану — двадцать восемь. К тому времени наш отец стал еще более иррациональным и непредсказуемым, чем когда-либо. Он начал угрожать убить Хана, если тот не выполнит приказы. Чтобы снять давление с Хана, в том году я согласился драться за Лайлу Мишель. — Я сделал паузу и встретился взглядом с Лаурой. — По пути на свой первый бой я увидел тебя. — Мысленно я вспомнил четырнадцатилетнюю версию Лауры, которая смотрела на меня с такой тоской.

— Воспоминание о том, как тебе было девять и ты просила меня подождать тебя, никуда не делось. Я никогда не подтверждал, что буду ждать, но встреча с тобой в тот день что-то сделала со мной. В твоих глазах была такая боль и разочарование, как будто мы заключили договор, а я тебя подводил. — Я покачал головой. — Я не мог этого сделать.

Лаура и Мила обе пристально смотрели на меня, впитывая каждое мое слово.

— Мой отец пришел в ярость, когда я сказал ему, что отказываюсь от участия в турнире. Он приказал Хану драться вместо меня, а когда Хан отказался, они вдвоем вступили в рукопашную. — Я сжимал и разжимал руки, заставляя себя продолжать рассказывать о секрете, который так долго хранил.

— И снова наш отец угрожал убить Хана. Сначала я не думал, что он говорит серьезно, потому что он столько раз угрожал убить его. Однако на этот раз мой отец вытащил из-за голенища нож и ткнул им в направлении Хана. Хан был ошеломлен и не успел отскочить достаточно быстро, когда наш отец снова взмахнул ножом. Когда он порезал Хана во второй раз, его белая рубашка стала красной. Я действовал инстинктивно, сделав высокий удар ногой, чтобы отбить нож у отца, но это только заставило его наброситься на меня. Когда он напал, я увидел красное. Он уже пытался убить моего брата, а теперь пришел за мной.