Онлайн книга «Там, где нас нет»
|
Целых три декады я возился с концертом — продумывал программу, подыскивал исполнителей и репетировал с ними, ругаясь и гипнотизируя направо и налево. Бедный мейстер Ганс с лихорадочно блестящими глазами, стёр пальцы до мозолей, записывая музыку для номеров, трясясь от благоговения и практически прекратив спать. Сенешаль бегал как наскипидаренный, разыскивая по моему требованию то необходимых исполнителей, то доски и ткань для реквизита и сцены. Гильдейский цех портных был поставлен на уши и для пошива костюмов командировал в здание Совета две бригады мастеров с подмастерьями — потом пришлось всех приглашать, — им я раздал контрамарки. В один из дней, когда я проводил лекцию у стихийников, к тому времени заметно растерявших свой апломб в моём присутствии — я же ещё аудиторию и гипнозом давил, по окончании лекции, когда они все тихо как мышки, сидели по партам — сигнала расходиться я не подавал — звонок для учителя! потребовал: — O viri, quis vestrum optimum imperium est elementi aeris? Mihi opus est quinque… (Господа, кто из вас лучше всего владеет стихией воздуха? Мне нужны пятеро…) Движение в аудитории прекратилось. Даже воздух, казалось, застыл вязкой густой массой. — Estote fortes, iudices (Смелее, господа), — я прошёлся перед столами старост, которые, традиционно, теперь уже традиционно, на моих лекциях сидели в самом низу, — non est formidulosus. Si te percussero, non nocebit. Pullus — et in caelo es! (это не страшно. Если я вас зарежу, то не больно. Чик — и вы на небесах!) (вполне возможно, цитата не к месту, но слово — не воробей). Тишина в аудитории сделалась более гнетущей. Старосты побледнели. Все пятеро. Я остановился в самом центре полукруга, образованного партами аудитории, сходящимися сверху вниз, к столу преподавателя и доске на стене. — Bene, Quirites, si a praeceptore tuo tantum defecisti, cogar ad praefectos tuos converti. (Что ж, господа, если вы настолько нелояльны к своему преподавателю, то я буду вынужден обратиться к вашим кураторам…) — Paratus sum, ome… (Я, оме… готов…), — поднимается кто-то сверху. Ага! Зигфрид Кох. Тот самый рисовальщик. Он медленно, под шепотки студиозусов спускается вниз. — Bene, domine Koch, gaudeo quod occasionem cooperandi habebimus. An alii sunt interested? (Что же, господин Кох, я рад, что нам с вами придётся сотрудничать. Ещё желающие есть?) Глядя на Коха таковые находятся. — Quirites, nunc quattuor opus est his qui maxime igni laborant. (Господа, теперь мне нужны четверо тех, у кого лучше всего получается работать с огнём.) Находятся и такие. Прошу их остаться и распускаю остальных, с облегчением покидающих аудиторию. Задумчивым взглядом отыскиваю среди выходящих Эрнста Орлерна, Ральфа фон Балка, Айко фон Дунова и, сверкнув зеленью глаз, и направив своё раздражение персонально только на них, молча провожаю студиозусов тяжёлым взглядом. Это те самые, что на первом балу над Эльфи решили поглумиться. Они чувствуют направленное на них моё недовольство и выходят из аудитории втянув шею в плечи. Ещё чуть поддавить и обоссутся… Поднявшихся было старост тоже задерживаю. Отвожу в сторòну и прошу указать мне среди отобранной девятки тех, у кого материальное положение не позволяет шиковать. Таких обнаруживается шестеро. Четыре воздушника и два огневика. Состоятельных студиозусов отпускаю из девятки и, перебирая со старостами кандидатуры выпускников, выбираю недостающее число. То, что я им собираюсь предложить будет оплачено. И неизвестно как такой приработок воспримут кровные дворяне. А искусники из бедных семей не гнушаются работы. Вот их возьмём. |