Книга Половина пути, страница 2 – Юля Тихая

— Нанимать или наниматься? — лениво спросил он, смеряя Ольшу взглядом.

— Наниматься, — хрипло ответила она.

И выпутала из воротника крупный жетон: имя, звание, символ огня и уровень силы. Военные жетоны зачаровывали при королевском институте, они не тускнели со временем, а снять их нельзя было даже с трупа.

Хозяин подслеповато прищурился, вчитываясь в знаки.

— У нас приличное заведение. Койка на сутки, полотенце и мойка — восемнадцать лёвок. Приведи себя в порядок, там поговорим.

Ольша молча выложила на стол четвертак, а потом ссыпала в карман семь мелких монеток сдачи.

В самом Сером Доме на втором этаже были комнаты-одиночки, приличные, с горячей водой и постельным бельём. Те, кто не мог позволить себе этой роскоши, останавливались в сарае-казарме с полками в два ряда и холодным душем.

Впрочем, какая разница, что вода холоднющая и течёт едва-едва? Здесь никто не стоит над душой с часами, а Ольша так привыкла дышать силой, что иногда кажется, она больше не умеет по-другому. Крупный обмылок на верёвочке порядком похудел за то время, что она смывала с себя недельную грязь, вымывала из сосулек волос дорожную пыль и пепел, стирала одежду и просто тёрла, тёрла, тёрла кожу до красноты.

Часть волос пришлось отчекрыжить ножом. Отмытые ботинки на вид почти ничего, на высушенных силой тёмных штанах были слабо заметны подпалины, а массивную куртку царапины и огрехи больше украшали, чем портили. А вот когда-то светлая рубаха была вся в чёрно-буро-красных разводах и только с одним рукавом, и это вряд ли считалось порядком.

Лавка в Кречете была, но самая простая рубашка в ней стоила почти шестьдесят лёвок, а у Ольши осталось только тридцать две. Какое-то время она сидела на ступенях крыльца, тупо глядя перед собой, а потом — как подсказал кто-то: спросила у местного мальчишки про мертвецкую и там выторговала себе рубашку всего-то за десятку.

Кровь на тёмном была почти не видна, только ткань стала плотная, дубовая, и потом её пришлось долго вымачивать в воде. В боку зияла рваная дыра, но в казарме легко было попросить у соседей иголку с ниткой. А что в этой одёжке кто-то умер не своей смертью, и его родня сочла слегка дырявую тряпку недостойной покойника — так у каждого свои стандарты, и у Ольши они не слишком высоки.

— Нанимать или наниматься?

— Комнату и пожрать.

Ольша лениво подняла голову, сморгнула и снова уставилась в стол.

В Сером Доме она сидела шестой день. Приходила с самого утра, отдавала три монеты за кружку сбитня и плошку каши, да так и сидела в углу до самого вечера. Нанимателей в Кречет приходило немало, но никого из них не привлекла болезненная на вид девица, пусть и хорошая огневичка. Нанимали других — крепких, обученных, способных добавить к магии добрый нож или пистолет. Сегодня её и вовсе вежливо попросили пересесть в угол, где она и грелась до сих пор, лишь изредка выплывая из маятной дрёмы.

После единственной ночи в казарме спать она уходила на крышу одного из брошенных домов, где куталась в мешковину и привычно грела себя дыханием, не просыпаясь от магии, но и не засыпая из-за неё до конца. Плескалась над ведром с растопленным снегом, приходила в Серый Дом и сидела за столом, всё ещё непонятно на что надеясь.

Или не надеясь даже. Ольше давно сложно было сказать, что она чувствовала и чувствовала ли вообще хоть что-то. Всё казалось серым, замыленным.