Книга Половина пути, страница 162 – Юля Тихая

А так и вовсе — хорошо придумали. Призыв, полтора года в аду, год на депрентиловой выработке, похеренное здоровье и поехавшая крыша, спасибо большое, все свободны; не хотите возвращаться — мы вам ничего не должны. Отличный подход.

— Дату вчерашнюю поставьте, у нас сегодня неприёмный.

Ольша послушно поставила дату и оставила широкий росчерк подписи в низу листа. Потрясла бумагой, просушивая чернила.

Лант только пробежал по бумаге глазами, кивнул, щёлкнул машинкой, вырубив дырки для сшивания.

— У вас тут в списках разные пункты содержания указаны. Как верно?

— Выработка при пике Шимшиарве. Я не знаю, как она по-нашему.

— Шимшинская — это неверно?

— Нет, — вмешался Брент. — Шимшинская — это севернее.

— Исправляю, — согласился служащий и взялся за другой цвет чернил. — А чего вы поверенного-то не дождались?

«Долго», уклончиво ответила Ольша Бренту, когда он задал тот же вопрос. А сейчас она смотрела прямо Ланту в глаза и сказала сухо:

— Меня изнасиловали. Я решила — лучше дорога, чем такие соратники.

Лант бросил короткий взгляд на Брента и хмыкнул.

— Не слышал, чтобы огневичек принуждали к такому…

Ольша вздёрнула подбородок:

— Если огневичку правильно стукнуть, она ничем не отличается от любой другой женщины.

Лант пожал плечами: мол, меня это в любом случае не касается. Очень хотелось врезать ему прямо по безразличному утомлённому лицу, да так, чтобы след от удара плавно перетёк в синяки под бесцветными глазами. Руки чесались, и Брент с силой сжал кулаки. А Лант так же безразлично сказал Ольше:

— Рапорт напишите. В свободной форме, я приобщу.

— И это что-то даст? — с вызовом спросила Ольша.

— Нет. Но вы напишите.

— Лант. А давайте, может быть…

— Нет-нет, Брент, не надо. Я напишу.

Она коротко погладила пальцами его руку. Успокаивающий ласковый жест. Заметила, что взбесился… тьфу.

Рапорт у Ольши вышел такой короткий, что это почти казалось смешным. Брент лишь раз заглянул ей через плечо, чтобы убедиться: про спуск к деревне Ольша ничего не написала. Танги ушли, приказов не поступало… она умная девочка, запомнила ту чушь, что нёс капитан со Стены как-его-там про дезертирство.

— Приобщайте, — щедро сказала Ольша.

Лант молча продырявил и этот лист тоже, а потом протянул ей собранные в стопку документы.

Говорят, старшие сёстры, нанянькавшись с братиками, не спешат заводить собственных детей. У одной брентовой подружки было четверо мелких, и она, содрогаясь и закатывая глаза, говорила: своих — ни за что! Разве что одного и к старости!

Налида была старше Брента на семь лет, и она возилась с младшими, пока те не выросли в ершистых подростков. Налида ревниво отбирала у матери обязанность строить с братиками куличи в песочнице, наглаживала школьные воротнички, отлупила местного драчуна и громче всех болела на соревнованиях по гребле.

Замуж Налида вышла довольно поздно, к тридцати. И всё равно родила уже троих, и как-то умудрялась в одиночку справляться с ними на улице.

— Ну-ка, играем в паровоз! — объявляла Налида прабабкиным генеральским голосом. — Т-туу, т-тууу!

Впереди себя она толкала коляску с дочкой, за руку брала старшего, а старший цеплял за себя младшего, то есть следующий «вагон». И тот писклявым детским голосом кричал:

— Чух-чух!

Толпу Налида крейсерски разбивала коляской, а всем недовольным безжалостно отдавливала ноги.