Книга Не названа цена, страница 116 – Мария Берестова

И если сперва Леон сделал из реакции Илии правильный вывод — что она просто пошутила из озорства и никак не ожидала, что шутку её можно принять всерьёз, — то это постоянное проживание написанных ею слов постепенно, исподтишка, размыло его восприятие ситуации. Эти слова, чем дольше он жил с ними, тем больше казались ему искренними — как они могли не быть искренними, когда он весь был ими полон?

И так, к концу рабочего дня, в нём подспудно окрепло убеждение, что и он не безразличен ей.

Убеждение это взволновало его, и невольно он задумался, как это вообще могло бы быть — он и она.

Его влюблённое воображение охотно поселило Илию в тот дом, который он желал построить, и столь же охотно приняло Илию как часть этой старой мечты. Всего через несколько биений сердца Леону уже стало казаться, что именно Илия всегда и была самой его мечтой, а дом лишь прилагался к ней — потому что, в самом деле, что толку в доме, если его не освещает своей улыбкой жена?

Так чувство, первоначально задвинутое им в дальний ящик с пометкой «неважно, подождать, когда само угаснет» неожиданно вышло на свет и, кроме того, обрело сверкающую золотым цветом резолюцию «самое сокровенное желание».

Леон не мог теперь сделать вид, что ничего не происходит. Такая кардинальная перестановка внутренних приоритетов требовала от него действий; но каких?

Больше всего теперь Леон боялся не столько оказаться отвергнутым, сколько сделаться смешным. Было, на его взгляд, что-то пошлое в том, чтобы начать ухаживать за своей стажёркой, и вся эта ситуация внезапно вспыхнувшего служебного романа никак не соответствовала глубине и серьёзности его чувств и намерений. Дело осложнялось ещё и чувством Илии к Рийару; Леон полагал унизительным пытаться бороться с кем-то — тем более, с Рийаром! — за симпатии Илии.

В глубине же своей души он особенно боялся, что он весь — со своей серьёзностью, со своими планами на общий дом и семью, со своим рассудочным подходом к жизни, — Илии совсем не нужен, потому что ей хочется именно такого, рийаровского, бесшабашного и яркого. Дело было даже не столько в том, что это оказалось бы весьма болезненно и унизительно — проиграть Рийару на этом поприще — дело было ещё и в том, что он разочаровался бы в Илии, если бы оказалось, что она такова.

Внутри себя Леон думал уже об Илии так высоко — так высоко, как он мог думать только о своей жене и матери своих детей, — что было бы совершенно катастрофично осознать вдруг, что она совсем даже не так высока и прекрасна, как он уже успел себе вообразить.

В целом, все эти внутренние метания привели к тому, что Леон, с одной стороны, уже не мог ничего не предпринимать — потому что он был человеком, который привык бороться за свои мечты, — но, с другой стороны, прямые действия слишком его страшили. Не в силах признать перед самим собой этот страх — быть смешным и отвергнутым — Леон нашёл ему другое толкование: что он боится оттолкнуть Илию слишком резким напором и что он боится поставить её в неловкое положение при нём, если будет действовать прямо. Поэтому он решил идти окольными путями и попытаться позвать её на свидание так, чтобы это не выглядело, как свидание.

Он объяснял себе это тем, что так даёт ей возможность отказаться и не испытывать при этом неловкости перед человеком, который является её наставником и начальником; на деле же он просто давал себе возможность сохранить достоинство в случае её отказа — ведь откажет она ему не как мужчине, и это не будет чувствоваться унизительным!