Книга Не названа цена, страница 101 – Мария Берестова

«Ну, так я до каких-то небылиц додумаюсь!» — раздражённо подумал Леон, резким жестом убирая документы в ящик и рассеянным взглядом устремляясь в окно. Рука его, впрочем, не желала успокоиться, и он нервно теребил ею писчее перо, обрывая с него пух.

Ему казалась совершенно неправдоподобной и безумной та версия, к которой он пришёл, но мозг его уже начал привычно анализировать, насколько такая картина вообще возможна.

Могла ли начальница сама организовать эту кражу — в рамках какой-то интриги против старого недруга? Могла. Обладала ли она всей необходимой для этого информацией? Безусловно! Знала ли, как обставить это дело, не оставив следов? Естественно.

Леон в жизни бы не вышел на неё — если бы она не осталась его единственной версией и если бы реакция господина архимага не свидетельствовала столь ярко о том, что с его стороны дело чисто.

«Это что же, я, получается, больше верю какому-то там архимагу?» — поймал себя на странной расстановке приоритетов Леон. Что ему за дело до архимага и его нелепых обвинений? У него, видимо, и впрямь имеет место конфликт с госпожой Юланией, и это их личное дело, которое никак Леона не касается. Оба они облечены большой властью и прекрасно знакомы с обязанностями, которые налагает их статус, так что они не стали бы рисковать своим положением ради каких-то личных обид и мелкой мести.

Проблема Леона была в том, что он не мог просто постановить сам в себе, что начальница тут не причём и закрыть на этом дело. Расследование было необходимо продолжить, а он уже отработал все возможные варианты, и у него остались непроверенными только он сам — но тут-то уж он точно знал, что никому и никак не передавал нужных сведений! — и собственно госпожа Юлания.

Он должен был отработать этот след в любом случае — просто потому, что ему нечего было больше проверять.

«Она наверняка не совершала ничего противоправного, — размышлял сам в себе Леон, постукивая пальцами по столешнице, отчего ранее ободранный с пера пух разлетался в стороны. — Мне нужны её показания только для галочки, чтобы обозначить, что версия закрыта. Это не обвинение — это просто формальность».

Мысль звучала успокоительно, однако у Леона были разные должностные инструкции на этот случай. Да, взять показания формально, просто чтобы прикрыть версию, было вполне допустимо. Но, если Леон подозревал, что начальница в самом деле виновна, то он должен был действовать через её заместителя и выдвинуть обвинения.

Это было нелепо. На каком основании он стал бы предъявлять ей обвинения? У него были только косвенные улики — слишком мало, чтобы всерьёз…

В голове его невольно снова и снова роились — оговорки, сдержанные шпильки, раздражённые ремарки — бесчисленные свидетельства того факта, что госпожа Юлания могла иметь мотив в виду своей неприязни к архимагу.

Рассердившись на себя и на то, что всерьёз начинает подозревать человека, от которого видел только добро и у кого учился непредвзятости и справедливости, Леон постановил считать вопрос закрытым и перейти к решению других дел.

Хотя обычно переключение внимания такого рода давалось ему легко, в этот раз мысли его упорно возвращались к начальнице.

Он глубоко её уважал и привык доверять её суждениям и во всём полагаться на неё. Однако её предубеждение против архимага всегда казалось ему иррациональным и раздражало его. Так же, как ему казалось, она ошиблась насчёт Илии, полагая её протеже архимага, которая явилась в управление только для того, чтобы выведывать информацию.