Книга Однажды я вернусь!, страница 6 – Татьяна Донская

— Так вот он где подвох! Ещё надо извернуться, чтобы правильно загадать желание, — возмутилась я. — И где справедливость?

Я даже не заметила, как оказалась у двери. Гадалка настойчиво подталкивала меня к выходу твёрдой рукой. В дверях мне даже пришлось приложить усилия, чтобы немного задержаться. Ну что за люди — то зовут, то гонят!

— Уважаемая, есть вопрос, очень важный! — Алевтина Васильевна недовольно поджала губы и, сделав вид, что страдает внезапной глухотой, попыталась вытурить меня из квартиры. Но не тут-то было! Русские так просто не сдаются! А уж русские из Мураватовска — так и подавно!

Я повернулась к гадалке лицом и обеими руками ухватилась за дверной косяк:

— Не уйду, пока не ответите!

Алевтина скорбно вздохнула и поинтересовалась:

— Чего тебе?

— А если я вдруг желание решусь загадать, камень исчезнет?

— Нет. Просто потеряет свои магические свойства, превратившись в обычное украшение. У тебя всё?

Я кивнула в знак подтверждения и перестала сопротивляться выдворению из чужого жилья, куда меня, между прочим, недавно так настойчиво зазывали.

Гадалка облегчённо вздохнула. Было понятно, что ждала она от меня совсем другого вопроса. И боялась его. Только я вот не знала, что это за вопрос, поэтому отлепилась от дверной коробки и заторопилась на выход.

Уже на лестничной площадке меня догнал окрик Алевтины Васильевны:

— Даша, подожди! Я совсем забыла тебе сказать: камень исполняет желания только в полнолуние!

— Ах, вот оно как! Даже имя моё запомнили! Что ещё вы забыли мне сказать?

Ответом мне был лишь стук захлопнувшейся двери и звенящая тишина на лестничной площадке. Как будто мир замер и время остановилось, а моё сердце в тот момент пропустило один удар.

Зажав в руке злополучную коробочку, я пулей вылетела из подъезда и буквально сразу же наткнулась на Люську, сиротливо притулившуюся на лавочке. Подруга сидела, скукожившись и нахохлившись, как воробей в январский полдень, и, кажется, плакала.

Как же я ей обрадовалась! Она одна была реальной, надёжной и понятной в этом сумасшедшем мире в этот безумный день. Я схватила её в охапку и прижала к себе — захотелось убедиться, что она не мираж. А Люська вытаращила на меня свои огромные заплаканные глазищи и, заикаясь, спросила:

— Т-ты б-больше на м-меня не с-сердишься?

— Не реви, а то я тоже сейчас начну.

— Не могу, не люблю с тобой ссориться, — проныла куда-то в область моей ключицы схваченная в охапку подруга.

И тут я, проявив дружескую солидарность, заревела тоже, потому что сдерживалась из последних сил: и в квартире гадалки, и на лестничной площадке, и даже в двух шагах от лавочки, на которой сидела Люська. У меня всегда отсроченная реакция на стрессовые ситуации, а теперь уже не надо было сдерживаться: подруга — она на то и подруга, чтоб и в горе, и в радости вместе. Да к тому же дурной пример заразителен. Вот и рыдали мы, обнявшись, у подъезда чужого дома. Не знаю, сколько бы это продолжалось: чем дальше, тем больше мы с Люськой входили во вкус, но спугнула нас бабулька из соседнего подъезда:

— Девки, чего это вы тут сырость развели? Жениха не поделили али чего? А ну, признавайтесь!

— Нет, мы от радости плачем, — брякнула я первое, что пришло мне в голову.

— Оно и видно, что радости у вас по самые уши, — съехидничала старушка. — Небось к Алевтине приходили. От неё многие со слезами выходят.