Книга И Боги порой бессильны, страница 77 – Ольга Токарева

***

Сидя у окна, перебирая травы, Мара смахнула сбежавшую слезу, покрутила на пальце обручальное кольцо. За четыре года уже вошло в привычку: вот так дотронешься до кольца, и боль с сердца хоть на немного, но отступает. Вздохнув тяжко, травница увидела подбежавшую к калитке внучку. «Хоть одна радость на душе». Захотелось завыть, по-бабьи проклиная свою горькую долю и скопившуюся за долгие года боль разлуки. Сгинул в пучине морской их мужчина: не вернулся, не прижал к широкой груди, не прошелся крепкой мозолистой рукою по волосам, не заглянул в глаза лучистой синевой глаз, не сказал больше слова любви, не подарил ласки.

– Баб Мара!.. – вбегая в избу, крикнула Сари.

– Чего кричишь? – встав, Мара подошла к печке, быстро смахнув платком набежавшие слезы.

– Бабушка…

Детские руки сомкнулись на талии травницы.

– Бабушка… опять плачешь?

Мара резко повернулась, прижала к себе рыжее счастье.

– Горько на душе. Вот мокрота и набегают на глаза.

Сари, подняв голову, пальцами растерла соленые дорожки на щеках бабушки.

– Не плачь, моя хорошая. Жив наш дедушка.

– Да откуда ты знаешь, что жив? – подхватив рыжую прядь волос, выбившуюся из косы, травница заправила ее за ухо внучке, с любовью в глазах любуясь девчушкой.

– Не знаю, вот здесь, – Сари прикоснулась ладошкой к груди, – здесь тепло, когда о нём подумаю.

По горнице вновь пронёсся тяжкий вздох женщины.

– Какие новости в деревне?

– Ой, забыла сказать, дед Митяй придёт, нога у него вся раскраснелась и опухла.

– Где этот дед «рожу» хватает, ума не приложу? Пока Митяй не пришел, садись, окрошки поешь.

– Баб Мара, а как дед может «рожу» на ногу поймать?

Поникшие плечи Мары дернулись от смешка.

– Рожа – это такая болезнь, может в могилу человека свести.

­­– У-у-у…, какая противная эта «рожа», – взяв половник, девчушка налила себе в миску окрошки, схватив ложку, жадно стала есть.

Травница покачала головой.

– Не торопись. Небось опять с девчатами на речку собрались?

– Угу.

Входная дверь скрипнула, и в избу, хромая, вошёл дед. Его старческое, покрытое морщинами лицо исказилось в гримасе боли.

– Что, дед, опять «рожу» подхватил?

– Да и откуда она, проклятущая, ко мне цепляется? Вот ни у кого в селе нет, а ко мне, окаянная, уже поди, четвертый раз прилипла.

– Не четвёртый, а пятый. Давай, иди в комнату, задирай портки на больной ноге, да на кровать ложись.

Подойдя к шкафу, Мара взяла миску, высыпала в неё горсть ржаной муки, добавила две ложки меда и листья бузины, перемешала всё тщательно. Подхватив красную тряпку, пошла в комнату.

– Сари! Покушала уже? Иди, учись «рожу» заговаривать.

Девчушку словно ветром сдуло от стола, до чего она любила, приготавливая снадобья, шептать заговор. Бабушка часто хвалила, гладя по голове, приговаривала, какая у нее внучка ладная шептунья. Один раз, шепча наговор над приготовленной из трав смесью, Сари увидела, как с ее пальчиков поплыли зеленоватые нити. Она так испугалась, что спрятала руки за спину и с расширенными от страха глазами рассказала обо всём бабушке, но та, лишь покачав головой, сказала, что Сари большая выдумщица. Когда в очередной раз, делая заговор, девочка вновь увидела зеленоватые нити, струящиеся из пальчиков, то уже не боялась, а из любопытства стала за ними наблюдать, но только решила ничего не рассказывать травнице.