Книга И Боги порой бессильны, страница 70 – Ольга Токарева

– Спасибо за запоздалое приглашение связать нас узами брака. Но выстудилась душа, да и дети твои мне неродные. Ты найди себе кого помоложе, а я уж одна свой век доживу.

Встала и ушла, теперь уже навсегда, обрывая дорожки, связывающие их когда-то. И нисколько не пожалела…»

Так что ж так тревожно на душе от синевы глаз незнакомца? Разрушил воздвигнутую ею к мужчинам неприступную крепость. Да только что теперь делать со всеми этими терзаниями – Мара не понимала.

Призрак выскочил из кустов, выпрашивая молока, потерся о ноги сидевшего на крыльце мужчины.

– Чего трешься? Вот хозяйка придет, тогда и нальет тебе молока.

Сидя на крыльцах, Эдион впервые за долгую жизнь смотрел и слушал, как просыпается село. Когда был мальчишкой и жил в стае, было не до этого. А сейчас перед ним раскрывалась совершенно чужая, неведомая им ранее жизнь.

В соседском дворе вышел на крыльцо мужик, почесывая брюхо, оглядел свое хозяйство. Собака, загремев цепью, вылезла из будки, радостно завиляла хвостом, приветствуя хозяина.

Следом на крыльце появилась хозяйка: лениво потянулась и взвизгнула, потерев свою заднюю мягкую выпуклую часть тела.

– Ерий!..

С игривым раздражением выкрикнула девица и, подхватив ведро, заспешила доить корову. Струи парного молока глухо застучали о дно ведра.

В курятниках во все горло орали петухи, оповещая всех о новом дне. Им вторили гуси, утки и прочая сарайная живность.

Туманную взвесь рассек звук удара кнута. Пастух, призывая хозяек вывести коров со двора. И с этого мгновения село наполнилось криками селян и мычанием коров, с неохотой покидающих удобный хлев.

Дневное светило разорвало лучами хмурое небо, нанизало на свои жаркие лучи марево, словно поедая туманную дымку. Скрипнувшая дверь прервала наблюдения боцмана.

– Сари, а ты чего не спишь?

Маленькие руки легли на широкие плечи Эдиона, горячая щечка прикоснулась к черной поросли лица.

– Чего-то не спится. Да и испугалась, когда тебя не увидела рядом.

– Ох, ты ж птичка-пичужка, – обхватив девчушку руками, боцман перекинул её через себя и уложил на ногах. – И чего боишься? Неужели думаешь, брошу и уеду, не попрощавшись?

– А где баб Мара?

– Пошла травы собирать. Вот думал дождаться ее, попрощаться, а уже потом идти за вещами к Горану, да к старосте села заскочить, узнать, чего он решил.

И только боцман хотел встать, как к калитке подбежала дочка Горана, вчера провожавшая их до дома травницы.

– Батяня сказал, чтобы вы на площадь шли, к таверне Прозара!

Крикнув, девчонка засмущалась и пустилась наутек.

– Ну вот, кажется, и решится твоя судьба.

Встав, Эдион поудобней усадил внучку к себе на руки и заспешил в центр села. Приблизительную дорогу, откуда вчера шли, помнил, а там и спросить можно.

Но спрашивать никого не пришлось, столпотворение и перебранку селян было видно и слышно издалека.

Чем ближе они подходили, тем все тише становились разговоры. А когда Эдион оказался в шаге от толпы, народ и вовсе расступился, уступая ему дорогу.

Староста села своим внешним видом выделялся из всей толпы. Белая рубашка да камзол темно-синего цвета никак не вписывались в общую массу людей, одетых по-простецки. Но, видно, мужчина решил подчеркнуть гостям свой статус.

– Значит, это вы будете?..

Окинув с ног до головы боцмана, староста прочистил горло и вновь перевел взгляд на собравшихся селян.