Книга Хранители Ардеа. Зелье для двоих, страница 87 – Анна Василевская

Надо сказать, негодяй был хорош: он крутился на руках вокруг турникета, периодически совершая замысловатые прыжки. В один из таких прыжков он кувыркнулся в воздухе и приземлился на соседний турник, который был ниже и состоял из двух параллельных палок. Арфистка вся растрепалась от того, что пыталась играть в быстром ритме.

В целом зрелище получилось необычным и захватывающим. Кристен никогда ничего подобного не встречала, поэтому она даже похлопала, когда Максимильян закончил и поклонился.

Иркос смотрел на нее виновато, видимо опасаясь ее реакции на выступление полуголого мужчины.

— Так вот о каком веселье ты говорил вначале, - саркастично заметила она.

— Вообще-то все планировалось совсем иначе, каждый номер я лично просмотрел, - помотал головой Иркос.

— Возможно, ты был недостаточно внимателен и не разглядел, сколько одежды на выступающем.

Тем временем турники и арфу вынесли из зала и принесли обычный стул. А затем зашел Амодеус с лютней. Он кивнул ей с вежливой улыбкой и расположился на стуле. Мечник начал наигрывать какую-то приятную мелодию, и Кристен уже было решила, что хотя бы в этот раз все пройдет без сюрпризов.

Но тут мечник поднял на нее глаза и открыл рот, чтобы начать петь. На лбу его появилась морщина озабоченности. Он вздохнул и сжал рукой струны, заставляя инструмент замолчать посреди мелодии. Пару секунд он сидел молча, затем опустил глаза и запел совсем другую мелодию, грустную до отчаяния:

Ты светила как все звёзды небосвода,

Ты светила только мне.

С тобой я чувствовал свободу,

А без тебя оказался на дне.

Ты знала эту жизнь наперед,

Ты жила ее на все сто.

Теперь настал мой черед,

Но это не так-то просто…

Ты для меня Солнце!

Ты для меня небо!

За что вы, Хранители, так наказали меня.

Мне бы поменять с тобой… эх мне бы.

Мелодия была простая, а голос негромкий. Но от слов и тех чувств, которые певец вкладывал в текст, у Кристен мурашки пошли по коже и в глазах защипало. Закончив петь, он встал, не глядя на нее, поклонился и молча вышел.

Кристен пыталась вернуть себе самообладание.

— Это тоже было по плану? - прошептала она Иркосу.

— Да что они все сегодня с ума посходили? Этого-то куда понесло. Там же совсем другая песня была, простая и веселая.

Она покачала головой. Оставался последний номер - финансиста Роберта Коллинза. Для него принесли мольберт и краски. Вместо кисточек у него были монеты, прикрепленные на палочки. Он зашел, элегантно одетый, и улыбнулся ей проникновенно. Затем, поглядывая на нее периодически, он начал рисовать, макая монеты в краски разных цветов и оставляя оттиски на бумаге. Поначалу получалась какая-то беспорядочная мазня. Когда холст был более-менее заполнен круглыми оттисками разных размеров, Коллинз взял обычную кисточку и начал добавлять детали то там, то здесь, закрашивая промежутки между оттисками или подрисовывая внутри монеты линии. Через пять минут с холста на Кристен смотрела она сама, достаточно оригинально изображенная, но вполне узнаваемая. Художник послал ей воздушный поцелуй и вышел из зала.

— Ну хоть с этим все нормально, - сказал Иркос, вставая, - поздравляю, ты пережила еще одно испытание. На следующем наши друзья будут проходить полосу препятствий. Нам нужно ее построить, поэтому завтра у тебя выходной.

— Почему у меня такое ощущение, что этими “испытаниями” испытывают меня?