Книга В Питере НЕжить, страница 82 – Лия Арден, Дмитрий Колодан, Елена Кондрацкая, и др.

«Может, вообще уволиться? – размышляю, сладострастно изводя себя негативными сценариями. – Уволиться, да… Сначала буду долго проедать бабушкину библиотеку, а потом… потом пойду в коучи!»

Эта идея мне почти нравится.

А что? Склепаю видеокурс, открою набор на семинар, буду чистить ауры целительными чаячьими воплями. Вы когда-нибудь слышали, как кричит чайка? Звук запредельного ужаса, истерика, выкрученная на максимум. Просто физически невозможно слушать чайку и концентрироваться на своих проблемах: единственное, о чём получается думать – это беруши. Одна минута – и наступает просветление. Две – и живьём возносишься на небеса.

Когда я в шутку воображаю себе логотип моих будущих курсов по очистке ауры, за рукав меня хватают. Приличная с виду женщина лет тридцати, черноглазая и смугловатая, в немаркой осенней куртке, брюках и кроссовках – от цыганского в ней только повадки. И кодовая фраза:

– Девочка, девочка, дай я тебе погадаю!

Мне становится смешно. Ага, девочка – старше тебя.

– Нет, спасибо, – говорю вежливо.

– Получишь то, о чём просишь, но не то, чего хочешь! – выпаливает цыганка. Не то предсказывает, не то угрожает, по интонациям и не поймёшь. – Дай погадаю! Девочка!

Разворачиваюсь и ухожу; она продолжает кричать что-то вслед о венце безбрачия, завороте на работу – антинаучная чушь, противоречащая последним открытиям в области теоретической магии. Мне должно стать противно, но делается только смешно. Сама ты девочка, хочется сказать; я помню, как в магазинах полки были пустые, и за едой приходилось лететь на залив, ловить там рыбу по-чаячьи; мои мама с папой так устали читать плохие новости, что уехали в тайгу, к медведям, до сих пор там живут и раз в пару лет шлют мне мешок кедровых орехов.

В конце концов, я уже двадцать лет стажёр – куда хуже-то? Уволиться? Ну и пусть.

Бездумно спускаюсь в метро и еду до «Беговой». У залива влажность больше, но дышится легче. А ещё здесь чайки – и некоторые из них, я знаю наверняка, тоже оборотни, которым в птичьем теле живётся радостнее, чем в человечьем.

Не то чтобы я их не понимала.

Беру кофе навынос и иду к берегу. Песок грязный. У самой кромки воды стоят чьи-то кеды с аккуратно свёрнутыми разноцветными носками, но самого хозяина – или хозяйки – не видно. Сложно поверить, что кто-то купается в такое время, так что, может, это просто розыгрыш.

Кофе, кстати, очень вкусный; жалею, что не взяла ещё и эклер.

…когда из тумана выходит Саша, я почти не удивляюсь.

Он сегодня в другом худи, без мотивирующих надписей, просто с вопросительным знаком на груди. Джинсы подвёрнуты; кроссовки растоптанные. В правой руке шаманский бубен, в левой – кофе.

Самое смешное, что редкие прохожие косятся не на бубен, а на фотогеничную Сашину рожу… Ну, у нас тут мало кого можно удивить шаманскими штуками.

– Что делаешь? – спрашиваю вместо приветствия. – Рабочий день же вроде.

– Так я и работаю, – вздыхает Саша. И поднимает бубен. – Камлал вот на хорошую погоду. Шеф узнал, что наш ревизор из Хабаровска, а там триста солнечных дней в году. Ну вот меня и попросили сделать немного солнышка, хотя бы на полдня.

Растерянно киваю; действительно, похоже на Хан Ханыча. Он умеет, что называется, ладить с людьми.

Саша садится на песок рядом со мной. Это странно, но приятно; немного кружится голова. Кофе уже остыл, и от него теперь несёт чем-то жжённым.