Книга В Питере НЕжить, страница 74 – Лия Арден, Дмитрий Колодан, Елена Кондрацкая, и др.

Словом, всё станет только сложнее, без вариантов.

Но Саша хотя бы сделал нам вайфай, за это уже памятник можно поставить.

Между Сашиным столом и канцелярской стойкой – рабочие места инспекторов. Я сижу на подоконнике: своего стола у меня нет, потому что я стажёр – последние лет двадцать, с тех самых пор, как сюда устроилась. Это ничего, правда! Стремительную карьеру у нас тут не сделаешь, но и торопиться особо некуда, ведь обычная человеческая старость мне не грозит. Конечно, однажды я тоже дорасту до инспектора и получу свой собственный стол и личный фонд в архиве, но пока меня просто приписывают к кому-нибудь из старших. Это удобно, потому что ответственности вроде как никакой… и обидно, потому что я ничего не решаю.

– Ларочка! Организуй нам кофе, пожалуйста!

А ещё директор свято уверен, что раз я стажёр, значит, ничем особо не занята.

Три раза ха.

…я, конечно, злюсь, но кофе всё равно делаю. Во-первых, с кофемашиной справляется кроме меня только Саша, а он сейчас крепко занят, судя по нахмуренным бровям – наверное, сражается в очередной раз с техникой, чтобы вайфай добивал до всех помещений. Нетривиальная задача даже для дипломированного шамана, если учитывать толщину стен в исторических зданиях… и недостаток финансирования.

Кстати, о финансировании.

Кофе осталось совсем немного, но я, прежде чем потрясти упаковку, стараюсь как можно яснее представить себе звук пересыпающихся зёрен: как маракасы, только громче. Это срабатывает – иногда такой несложной магией получается обмануть мир. Материализовать в холодильнике кусок пиццы на завтрак – если хорошенько поверить, что вчера ну точно, ну сто процентов один оставался; задержать трамвай на минуту-другую, чтобы не ждать следующий…

Кстати, такие же лакуны восприятия порождают и троллей: взгляд ночью вниз, во тьму, на зыбкую кромку между водой и берегом, где определённо таится нечто.

– Спасибо, Ларочка, – прочувствованно говорит директор, сощурив чёрные монгольские глаза. – И вот твой маршрутный лист на сегодня. Ознакомься, птичка, и занеси в канцелярию.

Фамилия у него Чингизов, а имя-отчество никто не помнит; все его называют Хан Ханычем, с тех пор как сто с лишним лет тому назад он с наскока влетел в тролль-контроль – тогда ещё троллий сыск – и всего-то за четыре года вышиб тогдашнего директора прямиком в архив.

Впрочем, я подозреваю, что это было не отступление, а манёвр, и Карл Людвигович тогда уже сам устал от руководящей работы.

Маршрут мне сегодня достаётся простой, профилактический, вдоль Мойки. Там зона повышенного риска, так что проверяют её еженедельно, и тролли попросту не успевают расплодиться… Это из хорошего. А из плохого то, что моё имя в бланк опять вписано с ошибкой: не «Ларисса», как аргосская нимфа, а просто «Лариса».

Всего-то одна буква, но мне это кажется дурным знаком.

– Ты на улицу? – вскакивает с места Саша, увидев, как я плетусь к выходу. – Я с тобой!

Если честно, это меня всякий раз удивляет.

С виду мы, конечно, ровесники, но так-то Саша младше меня ровно вдвое. Он из хорошей питерской семьи: мама веган, папа – йог, у таких карма на три поколения вперёд чище первого снега. После школы сам автостопом уехал на Алтай, поступил в ПШУ – Первое шаманское – и выпустился с отличием на год раньше. Он ходит в худи с мотивирующей надписью и в джинсах из переработанного текстиля; волосы у него белые и кудрявые, а глаза серые.