Онлайн книга «В Питере НЕжить»
|
Было ужасно тихо. Город спал, повинуясь ангельским чарам. – Думаю, можно начинать, – сказал Рыбкин. Плотный туман скрадывал громкость его голоса. Противоположного берега реки уже давно не было видно. Я нервно вытер ладони о тёмную ткань джинсов и протянул: – Хорошо… После чего, судорожно вздохнув напоследок, нежно коснулся клавиш. Мелодия полилась над рекой. Тягучая, щемящая, зовущая. Иди ко мне. Иди. Мне так одиноко в этом холодном, но всё же прекрасном мире – приди ко мне и раздели со мной эту жизнь. Из-за тумана она звучала так тихо, что я начал переживать: а достигнет ли моя музыка самого главного сегодня слушателя? Может, прерваться и сыграть другую? У меня есть иные, маршевые. Возможно, такие подойдут лучше? И вдруг вдалеке послышался страшный сиплый рёв. Фонари на набережной замигали. Я вздрогнул. – Всё хорошо. – Феликс, до того слушавший меня без движения, поднялся со ступеней и взял меч в здоровую руку. – Это проснулся Угомон. Продолжай. Я покосился на Рыбкина. – Всё хорошо, – повторил он, подходя ко мне. – Думай только об игре. Если что, я подстрахую. И я, закрыв глаза, чтобы не отвлекаться, сосредоточил на мелодии всё своё внимание. Сначала я невольно продолжал прислушиваться к звукам внешнего мира – повторяющийся рёв Угомона становился всё ближе, – но потом, доверившись Феликсу, позволил себе уйти в музыку с головой. Реальность отступала, и вместо неё меня окружали дымчатые образы: прошлый «я», пишущий эту мелодию в дождливом осеннем городе, где комковатое небо было насажено на скрюченные ветви деревьев; будущий «я», которым я хотел однажды стать; неясные, пульсирующие образы всего того, что я мечтал сделать в жизни и с кем встретиться… Моя мелодия была пронизана холодом одиночества и робкой надеждой на то, что это не навсегда. И когда я дошёл до самой тихой и одновременно пронзительной части произведения – играет только правая рука, неуверенно, быстро, волнительно, будто признаваясь в чём-то, – я вдруг услышал громкий плеск и почувствовал, как вся набережная подо мной содрогнулась. Я распахнул глаза, возвращаясь к реальности, и в ужасе замер. Через дорогу, возле здания Академии художеств, скалилось нечто. Ростом достигающая крыш и устрашающая, неестественно худая и составленная будто из ночных кошмаров фигура – это не мог быть никто, кроме Угомона. Слишком длинные когтистые руки Древнего поднялись к небу, когда он хрипло зарокотал – и в следующее мгновение бросился в мою сторону, окружаемый пляской теней. – Сиди! – Стоящий рядом Феликс опустил руку мне на плечо. – Он нападает не на нас… И действительно: Угомон шагнул мимо. Туда, где, наполовину выбравшись из ночной воды, вползал по гранитным ступеням ещё один Древний. Юдо. Он был совсем другим. Чем-то похожий на сома, огромный, с круглыми и будто уставшими глазами, пахнущий рыбой. Если от Угомона исходила агрессивная, колющая энергия тьмы и металла, то Юдо казался воплощением безграничного безвременного сна… Смерти, как она есть. Не злой. Равнодушной. Вечной. Господи, неужели я действительно призвал его? Юдо смотрел на меня. Я задрожал, боясь, что сейчас он тоже прикажет: «Играй для меня. Играй ещё», – и от того, насколько мощным окажется голос Древнего, моя голова просто взорвётся. Но тут Юдо моргнул и отвернулся: на него, сипя, бросился Угомон, попытавшийся проткнуть пришельца своими когтями. Юдо не издал ни звука, лишь каким-то текучим невозможным движением бросил своё мягкое тело вперёд, разом поднимаясь до уровня улицы и обвиваясь вокруг Угомона. |